Абрамов Александр Сергей Артём - Тень Императора
АЛЕКСАНДР АБРАМОВ, СЕРГЕЙ АБРАМОВ
ТЕНЬ ИМПЕРАТОРА
Ты станешь самой точною наукою!
Ты станешь! Ты должна!
Мы так хотим.
Роберт Рождественский, "История"
1
Крис был не кельтом и не англосаксом, а чистейшим русаком из-под
Брянска. И само имя его было исконно русское, правда, редкое, совсем
забытое за последние полстолетия и даже не упомянутое в словаре русских
имен, какой у нас обычно дарят молодоженам, - Хрисанф. Он так и объяснял,
когда у него спрашивали, почему его зовут по-английски:
- А как же сократить? Хрис? Что-то вроде Христа получается. Ну и
переделали дома на Крис. Так и пошло.
Обедал Крис на одиннадцатом этаже столовой Объединенных институтов
истории. Одиннадцатый был прославлен Ситой, дегустатором мясной и рыбной
синтетики. Уверяли, что ее вкусовая партитура острей и разнообразней, чем
у самого шефа кулинарии с пятого этажа, где обедали только магистры и
доктора наук. Вадим, работавший над кандидатской диссертацией в Институте
истории театра, обедал на третьем, но, соблазненный слухами о волшебстве
Ситы, перекочевал на одиннадцатый. Здесь он и познакомился с Крисом,
присев как-то за его столик.
- Не берите камбалу в красном вине, - предупредил Крис. - Сита в
командировке, а без нее здесь все жеваная вата. Закажите лучше овощи.
- Все одно химия, - сказал Вадим.
Крис обиженно замолчал. Потребовался пламенный панегирик искусству
Ситы, чтобы заслужить его прощение. В конце концов Крис смилостивился и за
сладким спросил у Вадима:
- У вас в институте нет грифонотеки. Куда же вы ходите послушать
прошлое? В общий фонд? Там ни одной чистой записи нет - все захриплено.
- Кое-что есть у киношников, - робко заметил Вадим.
Крис усмехнулся: он знал, что есть у киношников.
- Мэри Пикфорд на приеме у старика Голдвина? Чаплин на банкете в
лондонской "Олимпии"? Или что-нибудь попозже - скажем, ссора Софи Лорен с
ее продюсером? Чепуха! Приходите ко мне. На прошлой неделе записал Рашель
на гастролях в Москве. Куски из "Федры" очень чистые, почти без фона, а в
антракте - песенку вполголоса подвыпившим баритоном. Должно быть, в буфете
или у артистического подъезда. Что-то вроде: "Я видел, как богиню на небо
вознесли... четыре офицера и пятый - генерал..." И все это в середине
девятнадцатого века, учтите. А запись как в консерватории - чистота
ангельская!
- Кто декодировал? - спросил Вадим. Он не очень доверял грифонозаписи.
- Квятковский, - сказал Крис.
Квятковский считался лучшим знатоком голосов прошлого. Он почти
безошибочно разгадывал труднейшие загадки записей, от которых давно
отказались специалисты. Такой загадкой долго была записанная кем-то лет
десять назад уничтожающая характеристика Александра Второго. Грифонологи
терялись в догадках, кому принадлежали этот низкий басовитый голос и эти
убийственные слова. Называли Герцена, народовольцев, Нечаева. Но только
Квятковский, прослушав и сопоставив тысячи записей, сумел точно
декодировать автора. Им оказался узник Алексеевского равелина гвардейский
поручик Бейдеман.
Авторитет Квятковского рассеял все сомнения Вадима - он поверил в
грифонотеку Криса. Она принадлежала Институту истории нравов, но Крису
разрешалось записывать все, что он найдет интересным. В результате у него
имелись такие уникумы, как речь Цезаря в сенате или полемика между
Гладстоном и Дизраэли в английской палате общин. В семье Объединенных
институтов репутация Криса была высока и устойчива, но сам он говорить о
себе не любил, на голубых экранах не позировал, а в разгово
