Абрамов Федор Александрович - Алька
Федор А.Абрамов
АЛЬКА
Новостей тетка и Маня-большая насыпали ворох. Всяких. Кто женился, кто
родился, кто помер... Как в колхозе живут, что в районе деется... А Альке
все было мало. Она ведь год целый не была дома, а вернее сказать, даже
два, потому что не считать же те три-четыре дня в прошлом году, что на
похороны матери приезжала.
И вот тетка и Маня-большая только замолчат, рот закроют, а она уж их
теребит снова:
- Еще, еще чего?
- Да чего еще... - пожимала плечами Анисья. - Вот клуб строят новый.
Культурно жить, говорят, будем...
- Слышала! Сказывала ты про клуб.
- Ну тогда не знаю... Все кабыть...
Тут Маня-большая-она тоже немало поломала свою старую голову, чтобы
угодить гостье, - догадалась наконец разговор перевести на другую колею.
- Все нас да нас пытаешь, - сказала Маня, - а ты-то как живешь-можешь
в своем городе?
Алька блаженно, до хруста в плечах потянулась, почесала голой пяткой
гладкий, с детства знакомый сук в половице под столом, потом разудало
тряхнула своим рыжим, все еще не просохшим после бани золотом.
- Ничего живу! Не пообижусь. Девяносто рэ чистенькими каждый месяц, ну,
и сотняга-это уж само малочаевые...
- Сто девяносто рублей? - ахнула Маня.
- А чего? Я где работаю-то? В районной столовке или в городском
ресторане? Филе жареное, жиго, люля-кебаб, цыплята-табака... Слыхала про
такие блюда? То-то! А подать-то их, знаешь, как надо? В твоей столовке
районной кашу какую под рыло сунули-и лопай. А у нас извини-подвинься...
Тут Алька живехонько выскочила из-за стола, переставила с подноса па
стол все еще мурлыкающий самовар, чашки, и стаканы - на поднос, поднос -
на руку с растопыренными пальцами и закружилась, завертелась по избе,
ловко лавируя между воображаемыми столиками.
- А задок-от, задок-от у ей ходит! - восхищенно зацокала языком Маня. -
Кабыть и костей нету.
- А уж это у нас обязательно! Чтобы на устах мед, музыка в бедрах. Нам
Аркадий Семенович, наш директор, так и говорил: "Девочки, запомните, вы не
тарелки клиенту песете, а радость".
Алька еще раз показала, как это делается, затем, довольная, с пылающими
щеками, опустила на стол поднос с чайной посудой (только сейчас стаканы
звякнули), разлила остаток вина по рюмкам.
- Давайте за Аркадия Семеновича! Во мужик-закачаешься! Бывало, выстроит
нас, официанток, в зале, покамест в ресторане народу нет, сам за рояль и
давай команды подавать: "Девочки, задиком раз, девочки, задиком два...",
"А теперь, девочки, упражнение на улыбку...". Сняли. За насаждение
порочных нравов... в советском быту... Теперь у нас такой зануда
директор - выше колена юбку не подними. Не по кодексу. Я, кажись, скоро
стрекача задам. К летчикам, наверно, подамся. По городам летать...
- А Владислав-то Сергеевич как? - спросила Майя.
- Чего Владислав Сергеевич?
- Ну, в части препятствий... Жена с молодыми мужиками...
Алька быстро взглянула на густо покрасневшую тетку и сразу все поняла:
это она, тетка, скрыла от всех, что Алька не живет с Владиком. Скрыла,
чтобы избежать пересудов.
Но Алька не любила хитрить, как се покойница мать,
а потому, хоть тетка и делала ей знаки глазами, рубанула сплеча:
- Не живу я с Владиком. Рассчитала на все сто и даже с гаком.
- Ты? Сама? - У Мани от удивления даже нижняя губа отвисла. Точь-в-точь
как у Розки, старой кобылы-доходяги, на которой в последнюю зиму перед
болезнью отец возил дрова для сельпо.
- А чего? Он шантрапа, алиментщик заядлый, а я чикаться с ним буду, да?
- Кто алиментщик? Владислав-то
