Библиотека в кармане -русские авторы

         

Абрамов Федор Александрович - Братья И Сестры (Пряслины - 1)


Абрамов Федор Александрович
Пряслины. Братья и сестры
Помню, я чуть не вскрикнул от радости, когда на пригорке, среди высоких
плакучих берез, показалась старая сенная избушка, тихо дремлющая в косых лучах
вечернего солнца.
Позади был целый день напрасных блужданий по дремучим зарослям Синельги.
Сена на Верхней Синельге (а я забрался в самую глушь, к порожистым перекатам с
ключевой водой, куда в жару забивается хариус) не ставились уж несколько лет.
Травища - широколистый, как кукуруза, пырей да белопенная, терпко пахнущая
таволга - скрывала меня с головой, и я, как в детстве, угадывал речную сторону
по тянувшей прохладе да по тропам зверья, проложенным к водопою. К самой
речонке надо было проламываться сквозь чащу ольхи и седого ивняка. Русло речки
перекрестило мохнатыми елями, пороги заросли лопухом, а там, где были широкие
плеса, теперь проглядывали лишь маленькие оконца воды, затянутые унылой
ряской.
При виде избушки я позабыл и об усталости, и о дневных огорчениях. Все тут
было мне знакомо и дорого до слез: и сама покосившаяся изба с замшелыми,
продымленными стенами, в которых я мог бы с закрытыми глазами отыскать каждую
щель и выступ, и эти задумчивые, поскрипывающие березы с ободранной берестой
внизу, и это черное огневище варницы, первобытным оком глянувшее на меня из
травы...
А стол - то, стол! - осел, еще глубже зарылся своими лапами в землю, но
все так же кремнево крепки его толстенные еловые плахи, тесанные топором. По
бокам - скамейки с выдолбленными корытцами для кормежки собак, в корытцах
зеленеет вода, уцелевшая от последнего дождя.
Сколько раз, еще подростком, сидел я за этим столом, обжигаясь немудреной
крестьянской похлебкой после страдного дня! За ним сиживал мой отец, отдыхала
моя мать, не пережившая утрат последней войны...
Рыжие, суковатые, в расщелинах, плахи стола сплошь изрезаны, изрублены.
Так уж повелось исстари: редкий подросток и мужик, приезжая на сенокос, не
оставлял здесь памятку о себе. И каких тут только знаков не было! Кресты и
крестики, ершистые елочки и треугольники, квадраты, кружки... Такими вот
фамильными знаками когда-то каждый хозяин метил свои дрова и бревна в лесу,
оставлял их в виде зарубок, прокладывая свой охотничий путик. Потом пришла
грамота, знаки сменили буквы, и среди них все чаще замелькала пятиконечная
звезда...
Припав к столу, я долго разглядывал эти старые узоры, выдувал травяные
семена, набившиеся в прорези знаков и букв... Да ведь это же целая летопись
Пекашина! Северный крестьянин редко знает свою родословную дальше деда. И
может быть, этот вот стол и есть самый полный документ о людях, прошедших по
пекашинской земле.
Вокруг меня пели древнюю, нескончаемую песню комары, тихо и безропотно
осыпались семенники перезрелых трав. И медленно, по мере того как я все больше
и больше вчитывался в эту деревянную книгу, передо мной начали оживать мои
далекие земляки.
Вот два давнишних полуискрошившихся крестика, вправленных в веночек из
листьев. Должно быть, когда-то в Пекашине жил парень или мужик, который и букв
- то не знал, а вот поди ж ты - сказалась душа художника. А кто оставил эти
три почерневших перекрестья, врезанных на диво глубоко? Внизу маленький
продолговатый крестик, прочерченный много позже, но тоже уже почерневший от
времени. Не был ли человек, носивший родовое знамя трех перекрестий, первым
силачом в округе, о котором из поколения в поколение передавались были и
небылицы? И как знать, может, какой-нибудь пекашинский парен





Содержание раздела