Алферова Любовь - Хрустальная Медуза
Любовь Алферова
Хрустальная медуза
- Все страдания человеческие происходят от неверных представлений! -
воскликнул Александр Николаевич Елизаров, а попросту Шурик, потому что
аспирант кафедры рациональных исчислений был очень молод, худ, голубоглаз.
Стрелки смоляных усов лишь оттеняли детскую свежесть его смуглого лица и
казались на нем чем-то чужеродным. Впрочем, роста Александр Николаевич был
завидного, и теперь, стоя в раздумье у окна, чуть не упирался лбом в
верхнюю перекладину рамы.
- Каких представлений, Шура? - оторвался от затрепанной рукописи Матвей
Простухин, тучный и лохматый, как сенбернар. В университете все считали
его туповатым, безобидным малым и непролазным неудачником. Он уже
несколько лет безуспешно корпел над диссертацией, зарплаты ради работал
лаборантом на факультете биологического конструирования и жил в общежитии
аспирантов, деля комнату с Шуриком Елизаровым. Обоим осенью предстояла
защита, и поэтому они в разгар лета торчали в опустевшем общежитии.
Правда, Александр Николаевич уже отнес готовую диссертацию на перепечатку
в машбюро, а копуша Простухин все еще ворошил свою разбухшую, неопрятную
рукопись, что-то там перечитывал, вычеркивал, вписывал, клеил бумажные
заплатки. Кстати, никто не знал толком, какую тему так усердно вымучивает
Матвей и на что он вообще надеется. Его прежний научный руководитель успел
скончаться, другие преподаватели не пожелали внедряться в чужую тему, да
еще брать обузу в лице незадачливого Простухина, и тот сражался с
диссертацией в одиночку.
Зато тема Елизарова вызывала завистливый интерес. Юный аспирант
пустился в потрясающе дерзкие научные изыскания и без малого за два года
создал математическую теорию, сочленив ее с вечным философским вопросом
достижения всеобщего счастья. Называлась его диссертация "Влияние
доминантной идеи на действительность в соответствии с рациональным
исчислением результата". И теперь Елизаров вслух размышлял о ней, вовлекая
в беседу угрюмого Простухина, который исподлобья, молча наблюдал за другом
из-под курчавых, будто бы тронутых ржавчиной бровей.
- Да! Все человеческие страдания происходят от неверных представлений о
себе, о своих способностях, предназначении и об истинном месте в структуре
общества.
Гибкий, стройный Шурик круто повернулся на каблуках, лицо его оказалось
в тени, только глаза сверкали родниковой голубизной. Говорил он
вдохновенно:
- Век человека короток. Может ли он, пожираемый ничтожными заботами и
сиюминутными страстями, хоть сколько-нибудь ясно рассмотреть свое будущее?
Нет, лишь смутно и неверно. Он бурно разбрасывается направо и налево, но
все это ложная и ненужная трата сил. Минимум полезного результата и
черепашья эволюция сознания. Такое движение по жизни обманчиво. Это пляска
студенистой медузы в волнах, причем ход диктуют волны!
Елизаров давно уже отступил от окна и кавалерийским манером оседлал
тумбочку, в возбуждении сбросив с нее на кровать книги и тетради. Говоря,
он то резко взмахивал, то плавно поводил руками, словно дирижировал
собственной речью, как многоголосым хором. При этом было заметно, что у
него рубашка под мышками потемнела от пота. Жара в самом деле стояла
немилосердная. Даже окна отворить было невозможно, потому что зной,
густой, как столярный клей, сразу наполнял комнату. Одно спасение -
изредка распахнуть дверь в полутемный коридор, откуда едва уловимо веяло
воспоминаниями о зимних неполадках в отопительной системе. Простухин в
отличие от Елизарова переносил
