Аливердиев Андрей - Сопротивляющиеся
А. Аливердиев
Сопротивляющиеся
Вместо предисловия
С чего все началось. Как часто я задавал себе этот вопрос раньше. Задаю
его и теперь. Хотя и точно знаю, что ответа на него нет, и быть не может.
Потому что жизнь наша - вереница, или точнее цепь, событий, каждое из
которых исходит из другого и большинство скрыто в тумане многогранности
бытия. Иногда случается что-то из ряда вон выходящее - рождение или
смерть, землетрясение или война, и мы начинаем считать жизнь с этого
момента, хотя прекрасно понимаем, что жизнь была до и будет после, даже
когда время сотрет из памяти само упоминание о том, что казалось столь
значительным. Точно также поступали и наши предки, начиная отчеты своих
календарей, но это уже тема для отдельного разговора. Видимо, не случайно
в нас заложено чувство непрерывности бытия.
Так же тяжело начинать писать. Один мой друг так и говорит, что большое
произведение надо писать этак с пятой главы. Может - с шестой. Но это
напоминает анекдот, о том, как посетитель ресторана заказал десять рюмок
водки, и сразу вылил две.
На вопрос же официанта, зачем он это сделал, ответом было, что первая
никогда не идет, а от последней всегда плохо бывает.
Надеюсь, шутка дошла. Так что, не мудрствуя лукаво, мне придется,
подобно Колину Уилсону в его "Паразитах сознания", начать сначала и идти к
концу.
Часть I.
Глава 1.
Открытие врат застало меня на даче. Впрочем, тогда я не знал, что это
было открытие.
В пятницу я раньше ушел с работы и отправился на дачу с твердым
намерением пробыть там, по крайней мере до воскресного утра. Иногда
приятно бывает убежать от суеты современной жизни, и заняться древним, как
жизнь трудом, после которого так приятно засыпать даже в условиях, мало
пригодных для избалованного благами цивилизации современного человека.
Ведь, хотя дома мы и называли нашу дачу фазендой, на последнюю она
походила не больше, чем стоящее на ней несуразное строение на дом. Но, в
конце концов, мне там нравилось, и к черту все остальное.
Проснулся я часов в десять, и по-кошачьи потянувшись, начал не спеша
собираться. Солнце светило ярко, и я на минуту пожалел, что надо уезжать.
Впрочем, вспомнив, что дома меня ждет горячая ванна, я заторопился. Было
начало июня, и наш будущий урожай еще только набирал свои первые соки, так
что с дачи я шел налегке, со старой спортивной сумкой, в которую лег
маленький старый магнитофон, завернутый в легкую куртку, да опустевший
термос. Так что, докушав последний продовольственный запас, я отправился к
остановке.
Как я уже говорил, было чудное утро, и я был немало удивлен, что,
проходя мимо соседей, не застал ни одной живой души, точнее ни одного
человека - местные собаки как всегда вились у ног, выпрашивая свой кусок
хлеба, да и бараны сторожа блеяли, наполняя воздух звуками жизни.
***
Удивился я уже на остановке. За битый час, проведенный на ней, мимо
меня проехало, а точнее промчалось, только две машины - шестисотый "Мерс"
и "Рафик".
Последний несся не так быстро, и я успел поймать ошарашенный взгляд,
коим одарили меня его пассажиры. По их открытым ртам можно было подумать,
что толи на мне не было брюк, толи надето что-то несусветное.
Я даже оглядел себя. Но естественно остался в непонятках. Джинсы,
футболка, кроссовки. Все обыкновенное.
Малость потертое, конечно, но без зияющих мест. Да, еще темные очки, но
тоже самые обычные тайваньские хамелеоны - ничего особенного.
Единственная странная деталь - идиотская белая панама - давно лежала в
сумке.
