Андреев Леонид - Памяти Погибших За Свободу
Андреев Леонид
ПАМЯТИ ПОГИБШИХ ЗА СВОБОДУ
В настоящую минуту, когда в таинственных радиолучах ко всему миру несется
потрясающая весть о воскресении России из лика мертвых народов, - мы, первые и
счастливейшие граждане свободной России, мы должны благоговейно склонить
колени перед теми, кто боролся, страдал и умирал за нашу свободу.
Вечная память погибшим борцам за свободу!
Их много схоронено в русской земле, и это они дали нам такую легкую,
светлую и радостную победу. Одних мы знаем по имени, других мы не знали и не
узнаем никогда. Но это они своей неустанной работой, своими смертями и кровью
подтачивали трон Романовых. Высокий и надменный, стоял он грозным островом над
морем народной крови и слез; и многие слепцы верили в его мощь и древнюю силу,
и боялись его, и не решались подойти близко и коснуться, не зная того, что
давно подмыт он кровью в самом основании своем и только ждет первого
прикосновения, чтобы рухнуть.
О, человеческая кровь - едкая жидкость, и ни одна капля ее не может
пролиться даром! И ни одна слеза не пропадает, ни один вздох, ни одно тюремное
проклятие, приглушенное каменными стенами, перехваченное железною решеткою.
Кто слышал это проклятие узника? Никто. Так и умерло оно в темнице, и сам
тюремщик поверил в его смерть, а оно воскресло на улице, в кликах восставшего
народа, в огне горящих тюрем, в дрожи и трепете обессилевших, жалко ослабевших
тиранов!
Ничто не пропадает, что создано духом. Не может пропасть человеческая
кровь и человеческие слезы. Когда одинокая мать плакала над могилой казненного
сына, когда другая несчастная русская мать покорно сходила с ума над трупом
мальчика, убитого на улице треповской пулей, она была одинока, безутешна и как
бы всеми покинута: кто думал об одиноком горе ее? А того не знала она, и
многие из нас не знали, что одинокие и страшные слезы ее точат-точат-точат
романовский кровавый трон!
Чьи-то скромные "нелегальные" руки трудолюбиво и неумело набирали
прокламацию; потом эти руки исчезли - в каторжной тюрьме или смерти, и никто
не знает и не помнит о них. А эти скромные руки - точили-точили-точили трон
Романовых.
Кого-то вешали со всем торжеством их подлого и лживого правосудия. Трещали
барабаны. Жандармы задами лошадей управляли народом, И безмолвствовал народ. И
о н, одинокий, в саване своем и как бы всеми покинутый, мужественно и гордо
отдавал смерти свою молодую и прекрасную жизнь. Одинокий, засунутый в мрак
балахона, слышащий только треск царских барабанов, смущаемый безмолвием
народа, - знал ли он, что его смерть точйт-то-чит-точит трон Романовых и будет
точить, пока не рухнет он?
А тот, кого казнили в темноте, тайком, за тюремной оградой или в пожарном
сарае Хамовнической части? Пьяный, развращенный, купленный палач;
бесчувственные рожи судейских, чей-то глумливый смех или стыдливый, бессильный
вздох - что видел он иного в эту минуту последнего одиночества и ужаса? Как
был он одинок, покинут людьми и бессовестным Богом, оставлен Россией! Или,
презрев сущее, видел он своими потухающими глазами ту дальнюю, ту
сострадательную и благодарную, великую Россию, что в миг его смерти сразу
поднялась к нему и выросла на одну ступень? Видел ли он, как в миг его смерти
качнулся подточенный трон Романовых!
Безвестные кронштадтские и свеаборгские матросы, которых расстреливали
десятками и в мешках бросали в море. Один труп в мешке прибило к берегу, к
саду царской дачи - и так некоторое время были они против и рядом: царский
дворец и распух
