Анненский Иннокентий - О Формах Фантастического У Гоголя
Иннокентий Анненский
О формах фантастического у Гоголя
(Речь, читанная на годичном акте гимназии Гуревича {1} 15-го сентября 1890 г.)
Я буду иметь честь говорить присутствующим о формах фантастического у
Гоголя.
Гоголь - реалист и сам по себе и как глава целой школы реалистов,
шедших непосредственно по его стопам: Достоевского, Писемского, Островского.
Покажется поэтому несколько странным, почему я говорю о Гоголе как творце
фантастического. Это надо пояснить. Цель моей речи по преимуществу
теоретическая, а Гоголь дает только примеры, важные для меня, потому что они
всем известны, - это во-первых. Фантазия Гоголя весьма разнообразна и
отличается страшной силой, а потому примеры ярки, - это во-вторых. Наконец,
трудно найти в русской литературе более тесное сплетение фантастического с
реальным, чем у Гоголя, а это - то именно меня в данном случае и интересует.
Термины "фантастическое" и "реальное" равно применяются к жизни и к
творчеству.
Что такое фантастическое? Вымышленное, чего не бывает и не может быть.
Богатырь, выпивающий за единый дух чару зелена вина в полтора ведра. Тень
Банко, кивающая окровавленной головой {2}. Собака, пишущая письмо подруге
{3}.
Что такое реальное? В жизни то, что может быть, в творчестве, кроме
того, типическое.
Мужики философствуют перед бричкой Чичикова, налетевшей на тарантас
губернаторской дочки.
Фантастическое и реальное часто заходят одно в другое, особенно в
искусстве, потому что оно не просто изображает жизнь, а раскрывает,
объективируя то, что совершается в душе человека. Человек, подло убив друга,
чувствует живые угрызения совести, и угрызения доводят его до галлюцинаций;
представьте это (причем вы не заставите читателя почувствовать смысл
галлюцинации для нравственного мира человека, если не изобразите ее как
действительность) и вы дадите страшно реальную вещь: оставьте на минуту
психологическую или вообще реальную почву, выйдет нравоучительная сказка.
Бывает, наоборот, что случай действительный имеет совершенно
фантастический характер.
В Чикаго как-то недавно несколько человек производили опыт: медиума с
завязанными глазами пустили на улицу, задумав, чтобы он нашел в такой-то
гостинице такую-то фамилию в книге. Медиум исполняет задачу и без обмана.
Это случай протокольный, а опишите его в романе лет 20 тому назад, и кто бы
не сказал, что он из области фантастической.
Вспомним еще один пример в этом роде. Вы, конечно, помните трогательную
историю, несколько переиначенную Рюккертом и Жуковским, но все же
сохранившую много индейского и прекрасного. Я разумею историю Наля и
Дамаянти. Злой бог Кали из зависти внушает Налю массу скверных вещей и
наконец заставляет сделать низость, бросить Дамаянти в лесу, голую и
беззащитную {4}. Изображение душевного состояния его, когда остаток воли,
вооружившись совестью, борется с адским голосом в сердце, проведено
художественно.
В общем вся картина, конечно, фантастическая. Но подставьте вместо Кали
какого-нибудь Caseneuve'a {5} или Шарко {6} (а в древней Индии хотя Шарко и
не было, но Казневы, наверное, были), и разве состояние человека в гипнозе,
подвергшегося внушению, не окажется переданным не только правдиво, но и
типично. Таким образом, правда, состоящая здесь в художественном раскрытии
жизни, остается в своей силе, несмотря на фантастический придаток в виде
адского бога Кали.
Бывают параллельные факты реальные и фантастические. Возьмем таких два
факта.
Про князя Всеслава Полоцкого предание говорило и п
