Ардов Михаил - Триптих
Михаил Ардов
ТРИПТИХ
Повесть
Памяти незабвенного земляка моего,
замоскворецкого уроженца,
Ивана Сергеевича, господина Шмелёва
БАБА-СОЛОМА
Родилась я в девятьсот втором году, в первый день Пасхи, а на второй
меня крестили. И была я третья у Тяти - Мария, Анна, потом я. А всего нас
было не сосчитать. Галина, Андрей, Прасковья, Лидия... это все живые. И
померло - Вася, Алеша, Иван, Христофор, Дуня, Евгения... Тятя у нас рос
сиротой, но земли было много - двадцать пять десятин дарственной да шесть
купленной. Работы было много. Всем хватало. Я девяти годов поехала уже
боронить на молодой лошади и десяти годов пошла пасти. Некогда было
прохлаждаться. От Тяти нашего ни разу матерного слова не слыхивала, все у
нас было с молитвой - и косить, и молотить, хоть чего угодно - все с
молитвой. Спать не ляжет без молитвы и нам не даст. На Крестопоклонной в
среду пекут у нас кресты, крест один поставят на божницу, к иконам, и он уж
первым стоит до Благовещения. А в Благовещение в каждый дом из церкви
приносят благословенный хлеб, и хлебец этот тоже на божнице лежит. Придет
время сеять, Тятя от креста отломит и от хлебца -растолчет да к семенам
прибавит. Все с молитвой. Оттого и хлеб такой вкусный был... А теперь все с
матюгами. И сеют, и жнут, и мелют, и пекут - все с матом. Уж какой он тут
будет... Тут и без болезни будет болезнь. Деревня наша Кожино, а приход -
село Янгосарь, всего верста одна. Там и школа была при церкви, раньше все
они у церквей были. Церковь у нас была - Никола, два священника да диакон.
У нас без диакона службы не было, потому что приход очень большой.
Настоятель нам родня был - я его только и помню митрофорного, не
митрофорного не помню... Сто три года он прожил, а служил до ста годов.
Шестьдесят с лишним лет прослу-жил на одном приходе. Бывало, старика
хоронит и говорит над гробом: "Я тебя крестил, я тебя и погребаю..." А в
церковь я стала ходить с семи лет. Как в школу пошла, так и в церковь
пошла. А петь стала с десяти годов, учил нас диакон, отец Николай. Я ходила
во втором классе, а уже часы читала, шестопсалмие читала. А псаломщик,
пономарь у нас был старик Димитрий Васильевич... Совсем уж старый был.
Бывало, читает "Господи помилуй", а у него все выходит - "помело стоит" да
"помело стоит". А потом уж пономарь стал его внук. Мне почему-то ученье
давалось, и Закон Божий мне давался... Первый раз я ходила в монастырь так,
без обещания. Двенадцати годов. У нас многие ходили - пятьдесят верст.
Монастырь Севастианов, преподобного Севастиана Пошехонского. Он еще Сохоть
назывался, река там Сохоть. А мощи были под собором, под спудом. Собор
большой был, каменный, как в Петербурге, с петербург-ского собора план был
снят. Всего только двадцать годов в нем прослужили, в тридцатом году его
ломали трактором. Думали, что кирпича в нем будет много, а ни один
кирпичик-то в дело у них не сгодился... Пошли мы в первый раз, человек
десять нас было. А дорогой шла с нами одна эстонка и все меня ругала:
"Пошто ты, девчонка, идешь?" А туда пришли, так она говорит: "Мы тебя к
Мане не возьмем". А была у нас блаженная Манечка, юродивая. Ну, конечно,
меня к ней взяли. Приходим к Манечке. Полная комната народу. Маня впереди
стоит. Лет ей сорок, косая, всю трясет ее. Она поглядела на нас, а я боюсь
да и за народ прячусь. А она всех растолкала и прямо идет ко мне. И берет
меня за руку и ведет вперед. "Ой какая хорошая девочка, - сажает меня да
гладит. - Это наша монашенка. И даже наша регентша. Хорошо
