Астафьев Виктор Петрович - О Товарище Сталине (Из Повести 'зрячий Посох')
Виктор Астафьев
Из повести "Зрячий посох"
О товарище Сталине
...Однажды, посмеиваясь как всегда, необидно и дружески, Александр
Николаевич сказал мне, что моя теория, высказанная в новой повести, или
вера в то, что злодеи и злодейство всегда бывают наказуемы, и если не
живых, то мертвых злодеев находило подобающее воздаяние, - очень чудная...
- Ах, Вик Петрович, Вик Петрович! - опечалился он, - если б это было
так.
- А что, разве не так? А Сталин? Уж богом был, а его Никитка-дурачок
за ноги и на помойку. Но это частность. Никакой он не бог. Смерть
подтвердила, что такой же, как все, и, будучи мертвым, "пахнет".
Я думаю, что все человечество, если оно не одумается и будет жить так,
как жило, постигнет кара за его злодейское отношение друг к другу, к
природе, к морали, наконец, - оно погибнет от того, что само породило, - от
неразумной злобы...
- Вы это в лесу придумали иль дома?
- В лесу, нашими долбоебами, а не американскими импе- риалистами
срубленном и брошенном. А хотите, я расскажу вам про чусовского дьякона?
Иль про Сталина?
- Про дьякона! Про Сталина! Этого я от вас еще не слышал! А ну! А ну!
Расскажите мне эту сказочку. - Александр Николаевич помолчал, переложил
какую-то книжку на столе и не мне, а ровно бы для себя сказал; - Никогда не
думал, что природа так много рождает мыслей и противоречий. - Поднял голову
и грустно улыбнулся: - Ну и трудно же вам, Вик Петрович, с вашими мерками
морали жить... и с тем, что вы видели и знаете,
- Утешителем не буду. Не ждите. Это не главное дело для писателя,
насколько я сие дело понимаю. Кто это порешил: коли литература заменила
собою всеутешительницу-веру и церковь, следовательно, и должна утешать. Так
ведь сограждане рассуждают?
- Злить, досаждать, солить раны легко, тем паче, что ран этих год от
года больше и больше, а вот помочь, - так я рассуждаю, один из совграждан,
- возразил Александр Николаевич. - За то только люблю я вас, дорогой Вик
Петрович! Матерщинник, мужик-лапотник из чалдонской деревни - и туда же в
обличители. Ну, не ищите топор под лавкой. Пойдемте лучше чайку попьем, а
может, вам... к чайку чего и подадут. Глядишь, и мне отломится. Как вы
думаете?
- По шее отломится! За то, что курите тайком,
- Ну уж и по шее! Я и сам по шее-то, мне привычно, я ж критик!..
Встретил я войну в знаменитой Курейке, на Енисее. В той самой Курейке,
где отбывал ссылку Сталин и где при мне еще взяли низкий маленький домик в
большой стеклянный дом, в котором поддерживалась определенная температура,
не производилось никаких взрывных и огнестрельных работ, поблизости пернуть
громко и то не разрешалось, чтоб, - Боже упаси! - не пошатнулся, не
отсырел, не разрушился легендарный домок. Каждый пароход, пассажирский,
транспортный ли, катер и даже плот обязаны были - иначе несдобровать -
пристать к курейскому берегу, и еще подле воды, сняв шапки и фуражки. люди
поднимались к домику, не дыша входили в него и осматривали.
В домике том был топчан, заправленный солдатским серым одеялом,
суровая кухонная утварь, плохо сбитая печка, витринка с книжками,
фотографиями и документами; на стенах висели ловушки, которыми якобы
товарищ Сталин ловил рыбу, в том числе самолов с удами прошлогоднего
выпуска, и еще какая-то липа, без которой ни один наш музей, в особенности
про революционеров, обойтись никак не может.
Ссылка в Курейку, да еще для южанина, пусть и сверхгероического,
конечно же, была не сахар, тем более, что горстке местных жителей было
сказано, что сосл
