Астафьев Виктор Петрович - Зацепка
Виктор Астафьев
Зацепка
За Енисеем, напротив моего села, в каменной щеке, или по-здешнему
Караульном быке, в самой середке его, словно бы огромным, могучим кулаком
сделан вдавыш. Здесь вход в пещеру, мрачную и холодную, издавна
подкопченную смоляным дымом.
Тут была стоянка древнего человека, и в пещере почти полтора десятка
лет работала археологическая экспедиция Красноярского пединститута.
Последние годы экспедицию никто не субсидировал, но она все равно каждую
весну и до осени разбивала стан на каменистом прибрежном уголке под скалою
и рылась там, упорно отыскивая следы житья прежнего, очень давнего
человека.
Профессор Николай Иванович Дроздов показывает мне две коробки,
вместившие то, что удалось раскопать в пещере, и я спрашиваю его - правда
ли, что в пещере найдены приметы каннибализма, попросту говоря, людоедства;
ученый молча, кивком головы грустно подтверждает это. А я ему рассказываю о
том, как были у меня в гостях школьники из Иркутской области вместе с
умной, начитанной и восторженно все в жизни воспринимающей учительницей.
Прогуливаясь по берегу Енисея, я показал на Караульный бык и мимоходом
рассказал о том, что, по слухам, древние люди от лютого голода и холода
спасались людоедством, и один резвый малый тут же весело подхватил:
- Бабу! Мужик бабу завалил и слопал!
Учительница заломила руки и чуть не свалилась в обморок, но тут же,
утешая меня, сказала, что мальчик этот в общем-то неплохой, помогает
родителям по дому, коров летом пасет и учится ничего, легко, но уж язык у
него, язык!
Николай Иванович тихо посмеялся и разложил передо мной предметы быта и
орудия добычи пропитания древних людей, попутно сообщая кое-какие
подробности их жизни, а средняя продолжительность жизни в ту пору была
предположительно восемнадцать лет.
Из камня вытесанные, из кости выпиленные наконечники палочек, скоро их
назовут пиками и стрелами. Железного еще ничего нет, но огонь уже добыт.
Что можно добыть этими игрушечными орудиями охоты и рыбной ловли? В
раскопках много заячьих костей, уже действует что-то подобное петле из ивы,
из козьих жил, которых удается изредка добыть, и много, много мелких рыбьих
костей.
В речку Караулку еще недавно, в детстве моем, заходили ленок и хариус
на икромет, здесь же, в устье, ослабелую рыбу подкарауливал речной атаман и
прожора таймень, но его древним людям было поймать и добыть нечем, запруда
еще не придумана, остроги нет, до плетения сетей еще века.
Но! Но зато есть рыболовный крючок. Это орудие лова интересовало меня
всегда, и во всех музеях тех стран, где доводилось мне побывать, я
обязательно смотрел, каков он, крючок-то? Надо сказать, давался человеку
крючок не сразу и не просто. С появлением железа начали его ковать и
отливать. Но загиб придуман почти всюду одинаково, хотя и форм он
причудливых и хитрых, но вот то, что зовется засечкой, заусеницей, жагрой,
зацепкой, деталь эта мелкая и очень нужная давалась человеку долго и
трудно. Куда ее только, ту засечку, не прилаживали: и на наружный конец
загиба, это чаще всего, и в середку изгиба, и длинную, и короткую - наконец
припаяли, а потом и высекли чуть выше заостренного крючка, чтоб рыба,
клюнув, не срывалась.
Крючок енисейских древлян сделан из кости, чаще всего заячьей и
птичьей. Той самой, что человек играл в загадку: "бери да помни" - это
когда грудную косточку ломали двое, и тот, кому доставался уголок, истязал
память соперника, подавая ложку, кусок хлеба, игрушку ли, говорил: "Бери!",
и тот, кто бр
