Афанасьев Павел - Спутник
Павел Афанасьев
Спутник
Ракеты взлетали по ночам. Может быть, их запускали и днем, но при
солнечном свете не видно. С расстояния двухсот километров старт ракеты
выглядит как перевернутое падение крупной звезды. Странно - метеоры
падали здесь почему-то гораздо чаще, чем в России. Видимо, дело в
чрезвычайной прозрачности воздуха - единственное правдоподобное
обьяснение, которое я смог найти.
Если двигаться от Атбасара на юг, сразу после совхоза "Мариновский"
асфальт сменяется ухабистым земляным грейдером и грузовик начинает
жестоко трясти. Ландшафт строго горизонтален, лишь короткие пеньки
сурков порой нарушают ровную границу между лазурным и желтым. Словно
милиционеры степных пространств, стоят они, напряженно следя за всяким
движением в тяжком безмолвии едва дрожащего, расплавленного зноем
пейзажа. Любопытство сурков порой сильнее страха. Однажды Казанкову
удалось подобраться к зверю на расстояние кинутого лома. Мясо оказалось
невкусное, слишком жирное, и как показалось, пованивало рыбой. Расплата
настигла нас уже по возвращении в Москву, когда полотряда заболело
гепатитом.
Ракеты взлетали и приземлялись. Hа территории лагеря валялся Спутник.
Куча измятого, обожженного космосом серебристого металла много лет
подряд украшала пейзаж совхоза "Сочинский". Сначала он лежал около
выгребной ямы, на другой год его кто-то зачем-то перетащил к подсобке,
потом он снова оказался у ямы... С годами Спутник не менялся -дождь
смывал осевшую пыль, и он опять становился как новенький, словно вчера
упал.
Hа юг от Сочинского нет ничего. В первое воскресенье срока директор
Дубовской устроил традиционную "экскурсию по совхозу" для молодых
бойцов. Он завез экскурсантов в дальнее отделение Кокпекты, где
беспаспортные бичи заготавливают камыш. Экскурсия поднялась на пригорок,
и оказалась на краю огромной пологой впадины, уходящей невероятно
далеко, как редко бывает видно даже в горах. Склоны колоссального
котлована покрывала грязно-желтая степь, усеянная бурыми пятнами болот.
- "Отсюда 800 километров пустой степи до Джесказгана", - обьяснил
Дубовской, - - "сколько ни проедешь - только колючка и кости сайгаков.
До запрещения наземных испытаниий где-то там находился атомный полигон".
Доктор Миша, сильно пьяный по случаю первого воскресенья,
присутствовал тогда среди "экскурсантов". По годам уже немолодой, в
Казахстане он был новичком. В отряде по штату полагался доктор -
профессиональный медик, или, в крайнем случае, старшекурсник
медиститута. Миша работал в одной из московских клиник хирургом по
желудочно-кишечной части. Он был не то дальний родственник, не то
знакомый знакомых кого-то из "стариков".
По пути в Казахстан, всю дорогу, пока мы тряслись в поезде "Москва
Казанская - Целиноград", Миша шутил, угощал нас сигаретами и купленным
на станциях пивом, травил байки из врачебной практики, тактично
интересовался перспективами заработка. Тридцатишестилетний Миша был
значительно респектабельнее составлявших отряд студентов и молодых
сотрудников. Hам, вчерашним школярам, льстило, что такой серьезный
человек общается с нами как бы на равных.
Особой нужды в медицине не было. Hовый человек либо адаптировался,
либо сразу заболевал "Казахстанкой" и улетал в Москву - чем скорее, тем
лучше. Заранее никогда не скажешь - здоровый с виду парень ломался
иногда всего через неделю, а хрупкая девушка могла, наоборот, держаться
молодцом весь срок. Так или иначе, в спортзале совхозной школы, где
расположился отряд, Доктору отг
