Ахметов Спартак & Янтер Александр - Синяя Смерть
Спартак Ахметов, Александр Янтер
Синяя смерть
За ночь песок остыл. Цэвэн поежился на кошме, в полусне поплотнее
закутался в дэли, но не согрелся и проснулся. Узкое жесткое седло под
головой стало каменно-твердым, шея затекла и ныла. Надо бы встать, разжечь
костер и вскипятить чай, но предутренняя лень опутала его. Арат надвинул
на лоб меховую шапку и лег поудобнее.
Низкое темно-фиолетовое небо со сверкающим звездным узором раскинулось
над ним. Каждая звезда испускала холодный лучик, и Цэвэну казалось, что
звезды мечут тонкие ледяные стрелы, которые пронизывают его старое тело.
Он запрокинул голову, чтобы увидеть любимую аратами Алтан-Гадаз-Од.
Полярная звезда сияла теплым дрожащим огоньком и честно указывала
направление на север - заднюю сторону мира. Если сесть спиной к
Алтан-Гадаз-Од, перед тобой окажется передняя сторона - юг, где косо
поднимается темный массив хребта Хурх-Ула, заслоняя край звездного неба. К
западу - в сторону барун - хребет резко понижался, открывая путь к колодцу
Сайн-Худук в песках Бордзон-Гоби. Всю левую сторону - дзун - заполняли
горы Хачиг-Ула с едва различимой в холодном звездном свете вершиной
Ямат-Ула. Цэвэн знал, что склоны хребтов изрезаны многочисленными сухими
руслами, в которых нынешним летом частенько журчит вода.
Арат совсем замерз.
- Позже выросшие рога длиннее прежде выросших ушей! - выругался он и
встал.
Ему следовало заночевать в Номгоне, но он беспокоился о стаде и к
вечеру одолел еще полуртона. Проехал бы и больше, но впереди вздымались
барханные пески Халдзан-Дзахэ, о которых шла дурная молва. И зачем
беспокоился? Сын - настоящий арат: и верблюдов убережет, и хорошие
пастбища сумеет найти. Да и лето влажное: парнолистники, солянки, ковыльки
растут повсюду. Правда, хабтагалы обнаглели и часто нападают на стада,
чтобы отбить верблюдиц. Глаз да глаз нужен... Жалко, что дочь не хочет
пасти скот и работает на швейной фабрике в аймачном центре
Далан-Дзадагаде. От нее-то и возвращается Цэвэн к своим верблюдам.
Из заранее заготовленных веток саксаула путник разжег костер, вскипятил
чай, посолил его, заправил толчеными семенами пульхира и бараньим жиром.
Наевшись вкусной горячей болтушки, Цэвэн не спеша набил трубку пылевидной
дунзой, прикурил от уголька и с наслаждением затянулся. Трубка грела
ладонь, нефритовый мундштук удобно зажимался зубами, сладкий дым наполнял
рот, от желудка растекалась сытая теплота. Арат совсем согрелся и
насмешливо сощурился на звезды, которые казались уже не такими холодными и
быстро тускнели в разгорающемся свете утра. Худое скуластое лицо Цэвэна с
резко очерченным носом гобийца и жидкой бородкой разгладилось.
Всхрапнул и медленно подошел к огню конь. Это был настоящий хуху-морь,
гордость хозяина. Арат похлопал по морде потянувшуюся к нему лошадь,
поднялся и выбил о ладонь погасшую трубку. Потом засыпал подернутые пеплом
угольки костра песком, оседлал коня узким седлом с высокой лукой и с
серебряными бляхами, поправил короткие стремена и красные кисточки на
узде.
Утро было удивительно ясным и прозрачным. Над чеканным рельефом хребта
Хачиг-Ула жаркими золотыми слитками висели облака. На склонах зеленели
обширные пятна свежей травы. А серая межгорная равнина поросла синими
ирисами, узколистым саксаулом и эфедрой, кустики которой свивались и
закручивались, словно зеленые червячки. Едва заметный ветерок доносил
сильный запах, подобный запаху аптеки в аймаке, куда Цэвэн заходил за
очками.
Прежде чем сесть на коня, арат подош
