Бахревский Владислав - Борис Годунов
Владислав Бахревский
БОРИС ГОДУНОВ
Свеча пылала, но свет не мог поглотить теней, черных, шевелящихся. Даже
от пламени была тень. Чудилось: то горит двойник белой - черная свеча.
Скрючившись, бочком сидел за печкой в простенке на березовых рубленых
полешках правитель Борис Федорович.
Печь скрывала от нескромных взоров куцеватую лежанку. Монастырь потому
и Новодевичий, что для дев.
Все тут складно, махонько... На лежанке было бы удобнее, но печь днем
протопили, и кирпичи, отдавая тепло, жгли нестерпимо. Борис Федорович о
жаре и тесноте забывал, слушая речи. Ему бы еще щелочку!..
- Вот тебе денюшки! И тебе столько же! - дружески шептала инокиня
Александра.- Всего вашего делапривести людей. Послужите Борису Федоровичу,
- и он вам послужит.
- Царица, ты всем нам мать! Ради Бориса Федоровича вот так постараемся!
- сказал один, и другой поддержал товарища.
- Когда в прошлый четверг Печатник Васька Щелканов выходил на площадь,
мы кричали "Да здравствует Борис Федорович!"
- Верно, царица-матушка! Щелкан глазами зыркает, как волк: "Присягайте,
так вашу, Думе, боярам великородным!" А я ему в ответ: "Не знаем твоих
бояр! Знаем одну царицу!" Это же я кричал!
- Он, царица! Он! - подтвердил товарищ. - А я тут и возопил: "Да
здравствует Борис Федорович!"
- За такую службу нас имениями наградить не грех.
Братик мой добро помнит. Такой уж уродился: зла не держит, за доброе
- "последнее с себя скинет и отдаст.
- Послужим Борису Федоровичу! Царь Федор Иоаннович был чистый Ангел. Мы
разве враги себе, чтоб благодетеля-правителя на плута Шуйского сменять?!
Будь, царица, спокойна!
- Не царица я! Нет уж больше Ирины Федоровны, есть инокиня Александра.
Не ради брата хлопочу, ради доброго мудрого царя для государыни Москвы! С
Богом!
Тени на стене сломались пополам, сапоги затопали и - стали в дверях.
- Мы по сто человек пригоним завтра к твоим окошкам! И по двести! А ты,
царица, Борису Федоровичу напомни про именьица, когда в царях будет.
- Постараетесь вы для Русской земли, постараюсь и я для вас, - обещала
мать Александр";".
Борис выбрался из-за печи, спеша распрямиться, размять затекшие руки и
ноги.
- Разговорились!
- Ласковый разговор дороже денег. На слова ли жадничать?
- Спасибо, Иринушка! Устала хлопотать, а я ждать устал, но поспешить
никак нельзя! Потрафишь нетерпению - угодишь в такие сети, что и за сто
лет не выпутаешься. Боярам нужен не царь, а дудка в шапке Мономаховой.
Чего они дунут, то царь и гуднет. Не бывать поихпему. Не бояре меня на
престол посадят, вся земля.
Русская.
- Шел бы ты спать, Борис. Сбудутся завтра твои сны, утолишь свою жажду.
Был первым слугою, будешь первым господином.
Испуг вскинул Борису брови. Кончики пальцев задрожали.
- В чем? В чем попрекаешь меня?
Мать Александра устало потянула ворот черной рясы.
- Боже упаси! Час поздний, вот и сказалось что-то не так. Что
сказала-то, не помню?
Борис перелетел келию, растворил дверь, закрыл тихо, плотно.
- По ногам дует... - Пал на колени. - Клянусь! Кладу жизнь мою на
Господню Судную книгу. Да судимо будет потомство мое Страшным Судом!
- Не надо, Борис! - побледнела мать Александра.
- Нет, я клянусь! Клянусь! Не травил царя Федора Иоанновича. Как можно
придумать такое? Я за царем был, как за стеной, от всех ветров и дуновений
защищен и сокрыт! Всем пылом моего благородного сердца любил я мужа
твоего, Иринушка. За кротость! За мудрость, недоступную нам грешным! Уж
кто-кто, а я знал: простота царя - от великодушия, убогость -
