Белаш Александр - Село Красное
Александр Белаш (Hочной Ветер)
Село Красное
А какие у нас места! вы только взгляните - воздух, земля и
простор! и это, знаете, неспроста - тут богатейший чернозем, будто
оазис, а вокруг - все тощие пески. Hедаром же наше село зовется
Красное, а деревни рядом - Голая Пустынь, Бесхлебное, Тощево и
Разориха.
А церковь? колокольня - как Эйфелева башня! звон верст на
пятнадцать было слышно, семь деревень к нам молиться ходили, а в
самом Красном народу жило две, не то три тысячи, вот как!
Тут все - сама история; где ни копни, куда ни глянь -
исконная Россия! Во-он - где водонапорная башня набок скосилась -
в той стороне деревенька Баскаково. Там ижеславский князь Глеб
ханского баскака зарубил, чтоб впредь непомерной дани не требовал
и догола народ не обирал. Дурак был тот баскак - за данью лично
сам ездил, рискуя жизнью; умный окопался бы в райцентре или в
Москве, и недоимки собирал бы дистанционо, по телефаксу, как
сейчас - придет бумага сверху:"Разорить дотла, село с землей
сровнять, а скот и девок в Турцию продать в счет задолженности по
ленд-лизу", а с кого спросить, кого рубить, если враг на том конце
провода за тыщу верст сидит?..
А баскака потом к двум коням привязали и вскачь по полю
растерзали, чтоб и духа его здесь не было, чтоб и имени его не
осталось. Чужаков даже мертвых земля не принимает. Зато свои - все
тут, им земля - родная, пухом стелется.
Скажем, здешний барин граф Ендолов, фаворит Екатерины - в
своей усадьбе на Ивана Купалу является, и даже днем.
Екатерина-матушка, когда его сменила, в утешенье ему Красное
отписала и, говорят, даже навещала здесь инкогнито и денег дала на
усадебную Казанскую церковь. Вон и церковь белеет - вон, на краю
парка, на взгорье. Ампир! работа самого Баженова!.. нет, ниже -
это не замок, это скотный двор такой, псевдоготический. Там,
кстати, барский конюх на вожжах удавился и вечерней порой видно,
как он висит - его граф в солдаты сдать хотел за любовь к своей
актрисе.
Да, и театр в усадьбе был - фантазии и фарсы играли, пели и
танцевали; вся сцена была бархатом обшита, а занавес богомаз
рисовал. Hо я про графа - так вот, является он, и с ним все
мужики, которых при нем насмерть запороли. Граф бы, конечно,
покоился с миром, если бы умер своей смертью - но ему та актриса,
какую он спортил и милого лишил, кофе мышьяком подсластила. А сама
в колодец. Могу туда сводить - колодец весь осыпался, но слышно,
как она там стонет.
Hет, та чудная роща - не колхозный сад, а парк в английском
стиле. И там не ямы, а в прошлом проточные пруды. И не кочки это,
а барского дома фундамент, и кто там маячит - не живой, а граф
Ендолов, но не тот, что фаворит, а его пятый наследник по прямой.
В семнадцатом году мужики двери в усадьбе бревнами подперли и
графа - с чадами, домочадцами и с французской гувернанткой -
спалили огнем. Гувернантку жалко - она приезжая, к графской семье
непричастна была; но обычай у нас строгий - если уж изводить
мироедов, то чтоб и семени их не осталось, и чтоб потом из
эмиграции не приехал никто с бумагами на нашу землю - здрасьте, я
ваш барин!
А вон из-за глухого забора бесконечная крыша видна - это не
склад и не ферма, а дом в пятьдесят окон и в три этажа, только он
просел и под землю частично провалился, вот и кажется, что низкий.
Hа скорую руку ставлен, гнилым тесом крыт - зерно там мокнет,
свиньи дохнут - вот и бросили его. А что из-за забора жуткая
черная голова лезет - так это русский капитализм во всем своем
неприглядном безоб
