Беляев Александр - Светопреставление
СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ
Александр БЕЛЯЕВ
Глава 1
ПОД СТАРОЙ ЛИПОЙ
- Нет, трудно в наше время быть «собственным корреспондентом». Я, как говорится, выбит из седла и не знаю, о чем теперь писать. Вы помните мой рождественский фельетон?
Я сделал любопытный подсчет сколько десятков миллионов бутылок вина и шампанского выпили берлинцы за праздники и сколько сотен миллионов килограммов съели свинины и гусей. Немцам это показалось обидно. «А, он хочет доказать, что нам совсем не плохо живется, и что, следовательно, мы можем гораздо аккуратнее платить поенные долги?» Дело дошло до дипломатических осложнений. Мне пришлось объясняться и извиняться .
- На таких фельетонах журналисты делают имя, - сказал Лайль, отпивая кофе.
- Разные бывают имена, - ответил Марамбалль. - Меня едва не отозвала редакция обратно в Париж. И я теперь решительно в затруднении. Нельзя же все время писать о новых постановках и выставках картин!
Приятели замолчали, занявшись завтраком. Каждое утро они встречались здесь, в Тиргартене , занимали столик под старой тенистой липой, пили кофе и делились новостями.
Марамбалль - собственный корреспондент газеты «Тан» - двадцатипятилетний молодой человек с черными усами и живыми, веселыми глазами, очень подвижный, беспечный и жизнерадостный, и Лайль - корреспондент лондонской газеты «Дейли Телеграф», замкнутый, сухой, бритый, с неразлучной трубкой в зубах. Несмотря на разность в характерах, они были большими друзьями. Даже профессиональное соперничество не портило этой дружбы. Лайль допил кофе, выпустил клуб дыма и сказал:
- Ну что же, облюбуйте какой-нибудь берлинский Чарнинг-Кросс и напишите теперь о бедноте.
- Благодарю вас. Меня, чего доброго, заподозрят в большевизме, и редакция уж наверное отзовет меня после такого фельетона.
- Все зависит от того, как вы построите фельетон.
- Ах, надоело мне это!.. Вы слыхали новую негритянскую певицу мисс Глоу? Она выступает в цирке Буша. Уж действительно Глоу . От ее пения несет зноем африканской пустыни.
Траляляляля! Изумительно! Непременно пойдите.
И зачем только столь очаровательный голос она держит в черном теле! Эй, эфемерида, пожалуйте сюда!
Молодой грек, в белом костюме и соломенной шляпе, с черными, грустными, маслянистыми, большими глазами и орлиным носом, подошел к столику, раскланялся, церемонно подняв шляпу, и присел на край стула.
- Жарко, - сказал Метакса - так звали грека, - обтирая влажный лоб шелковым платком.
- Как называется газета, в которой вы работаете? - спросил Марамбалль, подмигивая Лайлю.
- «Имера».
- Химера?
- «Имера», что значит «день». Хорошая газета, афинская, шестьдесят тысяч тираж.
- Ого! И вы посылаете туда эфемериды ? Вот мы тут спорили с Лайлем, - и Марамбалль опять подмигнул Лайлю, - каково первоначальное значение слова «комедия»?
- «Космос» значит «разгул», - серьезно отвечал Метакса, - «оди» - «песнь». «Комодоя» - веселое пение в честь Вакха-Дионисия . Так произошло слово «комедия». - И, окинув журналистов ласковым взглядом, Метакса спросил:
- Вы не знаете последней новости? Говорят, вчера подписано тайное соглашение между Германией и Советской Россией. О! Делиани! - Наскоро простившись, Метакса нагнал своего соотечественника, шедшего по дорожке с большой корзиной, наполненной шелковыми тканями.
- Из него никогда не выйдет хорошего журналиста, - сказал Марамбалль, глядя вслед удалявшемуся греку.
- Почему вы так думаете? - процедил сквозь зубы, не выпуская трубки, Лайль.
- Разве настоящий журналист станет говорить о такой крупной новости
