Библиотека в кармане -русские авторы

         

Бенилов Евгений & Беляева Юлия - В Бирмингеме Обещают Дождь


Юлия Беляева, Евгений Бенилов
В Бирмингеме обещают дождь
Я познакомился с Денисом Саломахой много лет назад, вскоре после того,
как тот появился в НИИАНе. Близки мы однако не были, ибо работали в разных
лабораториях, да и личных дел никогда не имели - в основном потому, что был
он комсольцем-активистом, а я - наоборот: читал изподтишка Солженицына,
ездил на дачу академика Сахарова пить водку с сахаровским сыном Димкой и,
вообще, выражал свое неудовольствие всеми доступными мне полубезопасными
способами. В качестве комсомольского работника Саломаха казался мне фигурой
противоречивой: при вполне соответствующей внешности (высокий, мордастый,
кровь с молоком детина) он имел несколько странные манеры. Большую часть
времени он пребывал в угрюмом и нелюдимом состоянии, которое в редких
случаях сменялось доходящей до крайности, назойливой общительностью. И что
уж совсем нехарактерно для комсомольского вожака, он был довольно сильным
ученым и вполне мог сделать карьеру, не прибегая к общественно-политическим
трюкам - я никогда не мог понять, зачем ему это понадобилось. Впрочем,
наблюдал я его нечасто: в коридорах Института, несколько раз на почему-то
непрогулянных комсомольских собраниях и один раз, в течение трех пропитанных
алкоголем дней - на "картошке".
А когда наступила перестройка, и комсомольские собрания вместе с
поездками на картошку стали достоянием истории, мои встречи с Саломахой
стали и того реже. В предпоследний раз я встретил его на почти безлюдном
митинге уже давно разрешенного и потому никому не нужного Демократического
Союза, где он отчаянно спорил с каким-то недоделанным демократом о диктатуре
пролетариата. Обуреваемый удивлением, я остановился послушать, однако, в чем
заключался предмет их разногласий, не уловил: оба, вроде бы, утверждали, что
диктатура - это плохо. На меня они не обратили ни малейшего внимания - из
чего я сделал вывод, что Саломаха меня не узнал.
В следующий - последний - раз мы встретились в Англии в 1996 году,
где я к тому времени жил и куда он, получив грант Европейского Физического
Общества, приехал на конференцию. Внешность он все еще имел импозантную, но
выглядел несколько старше своих тридцати четырех лет - что подчеркивалось
его одеждой (особенную жалость вызывала поддетая по пиджак желтая
душегрейка). Он подошел ко мне в первый же день конференции; к моему
удивлению оказалось, что он помнит меня во всех подробностях - за
исключением, пожалуй, строгача, вынесенного им за мои систематические
прогулы комсомольских собраний. О моих делах в Англии Саломаха тоже оказался
осведомлен, так что мы, главным образом, говорили о нем. В отличии от
большинства комсомольских боссов, в бизнес он почему-то не подался и
продолжал заниматься наукой; а на досуге развивал новую социальную теорию, в
которой (помимо рабочих, крестьян и буржуазии) фигируровал класс воров. Дабы
смягчить его классовый антагонизм - а также потому, что мне его стало
жалко, - я угостил его пивом; а уж после того, как я сочувственно выслушал
полный набор его жалоб, отделаться от него стало положительно невозможно. Он
таскался за мною по пятам, систематически не давая общаться с приехавшими из
России старыми друзьями, влезал с дурацкими разговорами и, вообще, всячески
отравлял мое существование. Периоды нелюдимости и общительности, между
которыми он осциллировал в прежние времена, скрестились теперь в один
уродливый гибрид: он говорил почти все время, но нес при этом не веселую
беззаботную чушь, а





Содержание раздела