Биленкин Дмитрий Александрович - Часть Возможного
Дмитрий Биленкин
Часть возможного
- Его состояние?
- Делаем, что можем, - уклончиво ответил главврач.
Он с сомнением разглядывал посетителей. Кто они такие? Тот, что
постарше, с сединой в висках и благодушными манерами, хорошо смотрелся бы
за столиком ресторана. А вот молодой производил впечатление рашпиля -
таким жестким и колючим было его лицо. Похоже, не друзья и, конечно, не
родственники больного, хотя оба возбуждены. Еще чемодан у левой ноги
молодого посетителя, скорей даже ящик или сундук, громоздкий, почти
квадратный, никто с таким в больницу не ходит. Сундук-то зачем?
- Думаю, пора объясниться, - старший посмотрел на молодого. Тот кивнул.
- Разрешите представиться: профессор кибернетики Саркизов Иван Семенович.
Мой друг, - легкий наклон головы в сторону, - Чикин Артур Сергеевич.
Кандидат наук, литературовед. Дело у нас к вам сугубо научное и не совсем
обычное.
- Так, так, - сказал главврач.
- Нам известно, что положение Илляшевского безнадежно.
- Безнадежна только смерть, - возразил главврач.
- Допустим, допустим! - округло взмахнул рукой кибернетик. - Но надежда
либо есть, либо ее нет. Тон и смысл ваших слов заставляют предположить...
- Что вам нужно?
- Это не так просто объяснить, - профессор смущенно поерзал. -
Илляшевский - писатель, возможно, вы читали его книги.
- Нет.
- Неважно. Писатель он некрупный, но настоящий. То есть у него было
свое видение мира, свой стиль, и работал он честно, причем не обольщался
размерами своего дарования. Что ж, литературе необходим и скромный талант,
если он уникален. Так было с Илляшевским. Это достойная жизнь, которая
вплетается, может быть, малозаметной, но добротной нитью...
- Очень любопытно, - прервал его главврач. - К сожалению, мое время
ограничено.
- И наше, - голос у "рашпиля", как и ожидал главврач, оказался грубый.
- Но вы ошибаетесь, если думаете, что мы его тратим зря. Объясните ему
напрямик, Иван Семенович!
- Терпение, немножко терпения! - адресованная главврачу улыбка
содержала извинение. - Нами разработана методика, которая позволяет - как
бы это получше сказать? - выделить, выявить, получить еще не созданные, но
зреющие в сознании произведения искусства.
- Что?
- Я выразился, конечно, не совсем удачно, вы уж простите, - улыбка
стала почти сконфуженной. - Но тонкости метода, теория, принцип - это
действительно отнимет много времени, которого нет ни у вас, ни у нас и еще
меньше у Илляшевского. Так ведь?
- Так, - вырвалось у главврача.
- Он без сознания?
- Да. Но я по-прежнему не понимаю...
- Сейчас, сейчас, - заторопился профессор. - Вам, очевидно, лучше, чем
нам, известно, что память можно пробудить введением электродов в
соответствующие участки мозга. Наш метод, как мы надеемся, даст неизмеримо
больше. У человека, который живет творчеством, возникают стойкие образы
будущих произведений. Мы уверены, что нам удастся их выделить из
подсознания и...
- Вы хотите, чтобы я сделал трепанацию черепа умирающему?! Вы с ума
сошли!
- Нет, нет, вы не так нас поняли! Никакой трепанации! Вы же снимаете
энцефалограмму?
- Конечно.
- Вот! Наш аппарат столь же безвреден. Надо лишь наложить датчики,
этого достаточно. Согласитесь, что датчики не могут повредить
Илляшевскому.
- Которому все равно нечего терять, - рубанул Чикин.
Первым желанием главврача после этих слов было выгнать обоих. Возмутила
его не техника эксперимента, даже не его содержание, которое он
представлял еще смутно. Дело было в самом факте опыта на умирающем. Вот
и
