Болотников Сергей - Потогоны
Сергей Болотников
Потогоны
(Соц.трэш.реалистичная драма)
Надо взглянуть правде в лицо - среди писателей нет нормальных людей.
Вл. Сорокин
-Жарко, дядь Михей, - сказал Васька и поежился под шубой.
Он был сейчас такой маленький и нескладный, что неминуемо вызвал бы слезу у
сидящего рядом. Но нет, никаких слез не выкатилось из-под высохшего века
старика. Ни капли.
-Терпи, Василий, - сказал Михей, - настоящего человека только так и узнать
можно. Беду на него свалить, сквозь горнило пройти заставить. С одной стороны
пустить, и ежели с другой выйдет - значит твердость в нем есть. А где твердость,
там и толк будет.
Васька кивнул, встряхнул мокрыми от пота волосами. Мутная капля пробежала у
него по виску и канула вниз, в мощно пахнущие мохнатые дебри шубы.
За подслеповатым окошком хаты заунывно выла вьюга, подхватывала с сугробов
горсти снега и кидала их в окно, так что стекла вздрагивали. За окном был мороз.
А здесь, внутри было жарко, яростно топилась огромная русская печь, в которую
дядя Михей не забывал каждые полчаса подкидывать третьпудовые березовые полешки.
Огонь выл и ревел, а пламя огненной каракатицей все старалось выползти из трубы
и атаковать кружащей ледяной пургой воздух. Жарко было сидящему у широкой
лежанки Михею, вот только пот из него не шел.
-Терпи, Васька, - повторил старик, - только так, через терпеж да зудеж и
можно стать настоящим потогоном.
Четыре шубы на лежанке, да пуховое, в городе купленное, толстое одеяло сверху.
А под всем этим хламом - Васька, купающийся сейчас в океане собственной влаги.
Михей вздохнул, покачал головой - жалко пацана, и хоть сам через это прошел -
все равно жалко. Отвлечь его может, чем-то?
Но Васька сам сообразил, что за разговором время быстрее пойдет:
-Дядь Михей?
-А?
-Расскажи, как ты потогоном стал.
-Я то... - усмехнулся старик, поднял сухую, страшно худую руку, всю обтянутую
темно коричневой, трескающейся кожей, и вытер ей сухой лоб. Усмехнулся еще раз -
столько лет прошло, а жест остался и не изгнать его никак из памяти.
-Я, Васька, потогоном не просто так стал, от балды. Хотя и так становились,
конечно, но это не от ума большого. Уж поверь. А у меня по-другому было. Моя,
Васька семейная династия, почитай почти вся из потогонов состоит. Отец мой,
Михей Григорич, и дед Григорий Емельяныч - оба потогонами были. И дядька мой -
Степан Сухотелый, и брат мой двоюродный Егорка - все, все. Долго на жизнь этим
трудом зарабатывали, и в деле сем познали мастерство великое.
Так что, Вась, как в возраст я вошел, то и разговоров не было, кто и куда мне
идти. Положил меня отец под шубу и держал три дня и три ночи, хоть я криком
исходил и вырывался. Но это я по дурости да малости вопил. Зато потом как узнал,
что три полные шубы пота сдал - враз хворь отошла! И не вернулась больше, потому
как потогоны вовсе не болеют.
-Ой, - сказал Васька.
-Что?
-Ничего, мокро как-то. И вверху, и... внизу. Дядь Михей, я кажись того...
Михей глянул встревожено, потом рассмеялся - сухо и надтреснуто, словно
сломалась ветка на мертвом дереве:
-Не... нету того. Просто пота много, вот он вниз и стекает помаленьку. Показалось
тебе.
-Все равно... как-то мокро.
-Терпи. Давай лучше расскажу тебе как раньше было. Мой дед, еще до революции -
давным-давно, Васька - в потогоны пошел. Жить тогда тяжело было - десятины,
оброк, жали село, выжимали из него все соки. Земля родить не успевала, как
забирали все тут же. А у дедушки моего - пятеро детей, и пятьдесят килов лишнего
веса!
