Бондарев А - У Истоков Полифонического Романа
А.Бондарев
У истоков полифонического романа
У романов, представленных в этой книге, - много общего. Они написаны в
первой половине XVIII века, эпоху зарождающихся и крепнущих надежд на
возможность более разумного, справедливого, а главное - человечного
общества, надежд, подтверждаемых, казалось бы, естественным ходом самой
истории. В свете этих перспектив, близких сердцу наиболее восприимчивых к
изменениям социального климата писателей, особенно удручающими представали
формы жизни и мышления, порожденные абсолютизмом. Не потому ли романы Алена
Рене Лесажа (1668-1747), Шарля Луи Монтескье (1689-1755) и Дени Дидро
(1713-1784), о которых здесь идет речь, так насмешливо равнодушны к
чопорности, помпезности и академизму века Людовика XIV? Их фривольность и
изящество, салонное остроумие и альковное легкомыслие отражают тенденции
становящейся просветительской эстетики, завоевывающей ведущие жанры,
обретающей статус всеобщности и необходимости. С ее помощью второстепенное
превращается в главное, частное - в общезначимое. Литература оставляет
высокие жанры и обживает низкие, события, влиявшие некогда на судьбы нации и
государства, покидают поля сражений, дворцовые залы и министерские кабинеты,
переселяются в мансарды, кулуары и альковы.
В романе Лесажа "Хромой бес" (1707) римские боги, некогда почетные
гости эпопей, од и трагедий, потесняются невзрачными, суетными, во всех
отношениях подозрительными субъектами: бесом корыстолюбия Пильядорком и
Асмодеем - бесом любострастия, азартных игр и распутства, "изобретателем
каруселей, танцев, музыки, комедии и всех новейших французских мод". Силою
своего бесовства Асмодей поднимает крыши мадридских домов, открывая взору
студента тайное и интимно-личное, тщательно оберегаемое от посторонних глаз
и ушей.
К Монтескье, скромно выдающему себя в предуведомлении за "переводчика",
персы, странствующие по "варварским землям" Европы, относятся как к
"человеку другого мира", которого можно не стесняться. И вот, благодаря той
рассеянности, какую знатные особы нередко обнаруживают в присутствии слуг,
остающихся для них наряду с мебелью - не более чем неодушевленной частью
интерьера, "Персидские письма" (1721), содержащие доверительные мысли
чужестранцев, становятся достоянием гласности. Из этих писем европейцы
узнают о дворцовых интригах восточных империй, о порядках, царящих в
сералях, а мимоходом, что не менее важно, и о самих себе, о собственных
тайнах, которые, в сущности, таковыми уже и не являются: всех уравнивает
стереотип накатанного быта - все имеют любовников и любовниц, посильно
поспешают за модой, играют однажды взятые на себя роли, посещают кафе,
заглядывают в клубы, почитают себя завсегдатаями салонов, суетятся,
тщеславятся, привычно интригуют. "...Если мы окажемся несчастны в качестве
мужей, то всегда найдем средство утешиться в качестве любовников", -
заверяют перса Рику его собеседники-французы.
В романе Дидро "Нескромные сокровища" (1748) старый камальдул, брамин и
колдун Кукуфа дарит императору Конго Мангогулу серебряный перстень,
наделенный таинственной силой вызывать на откровение любую женщину. И вот
"нескромные" женские "сокровища", ко всеобщему удивлению, принимаются
публично разглагольствовать о любовных приключениях своих владелиц. И здесь
человеческая природа, предоставленная самой себе, вызывает беспокойство
лицемерной благопристойности: "Вы собираетесь внести смуту во все дома,
раскрыть глаза мужьям, привести в отчаяние любовников, погубит
