Бондарев Юрий - Река
Юрий Бондарев
Река
1
Сильный ветер шумел в вершинах островов, и вместе с шумом деревьев
доносилось беспокойное кряканье озябших уток. Уже больше двух часов плот
несло по быстрине, и не было видно ни берегов, ни неба. Подняв воротник
куртки, Аня сидела на ящиках и, сжимаясь от холода, смотрела в темноту,
где давно исчезли огоньки Таежска. Только позавчера, после пересадки с
поезда на самолет внутренней линии, она прибыла в сибирский этот городок,
старинный, купеческий, с современными громкоговорителями на улицах,
усыпанных пожелтевшей хвоей, и там, в один день получив назначение, не
найдя в себе смелости расспросить подробно о новом месте, плыла теперь в
геологическую партию на плоту с совершенно незнакомыми людьми. Было ей
сейчас неспокойно, как было уже неспокойно и во время полуторачасового
полета на потряхивающем самолете, и не проходило ощущение странного сна,
который должен вот-вот оборваться. Но все было реально: растаяли в
непроницаемой тьме желтые искорки дебаркадерных фонарей, она сидела на
ящиках, и от порывов ветра в конце плота разгорался багровый жарок трубки,
поскрипывало равномерно весло, черным пятном проявлялась человеческая
фигура, - и, будто вырываясь из сна, Аня наконец спросила неуверенно:
- Мы нигде не остановимся?
Раскаленный уголек трубки колыхнулся, осветил фосфорически блеснувший
циферблат ручных часов, хрипловатый голос ответил из темноты:
- Два с половиной часа в пути. Что вы не спите, доктор? Ночевок на
берегу не будет трое суток. Ложитесь возле Свиридова на ящики и спите
себе.
"А что сейчас в Москве?" - подумала Аня, пряча лицо в воротник и
представила затихающие к ночи улицы, тихий свет фонарей на асфальте,
зеленые огоньки такси на опустевших стоянках. "Да, да, а письма сюда будут
идти больше недели..."
- Замерзли, доктор?
- Нет, нет! - сказала она быстро и открыла глаза.
Ветер расчищал небо; над высоким левым берегом, в прорехах туч ныряя,
цепляясь за побеленные вершины тайги, катилась луна, становилось то
сумеречно, то ясно. Аня, привыкшая к темноте, с удивлением увидела весь
плот - ящики, брезент, на нем спящего под тулупом геолога Свиридова и
второго геолога Кедрина, подошедшего к ней от весла: с обоими ее
познакомили утром в управлении "Нефтеразведки", и она только знала их
фамилии.
Расставив ноги, Кедрин стоял возле, луна высвечивала его широкоскулое
лицо, замкнутое, хмурое; просторная куртка с откинутым дождевым капюшоном
делала его необычно широким и тяжелым, и еще утром, когда знакомили их в
Таежске, Аня подумала, что он своим мрачноватым и неуклюжим видом был
похож не на геолога, каких встречала не раз в Москве, а на какого-то
немолодого зверобоя, каких никогда не встречала.
- Продрогли ведь, доктор? - сказал Кедрин. - Луна появилась, вроде
веселее стало. Ну ладно, это лирика... - Он усмехнулся. - Вы как, мозолей
боитесь? Или, простите, для медицины очень бережете ручки?
- Почему вы это спрашиваете? - не поняла Аня и зябко засунула руки в
рукава. - Странно как-то...
Он, медля отвечать ей, пососал трубку, проследил, как пронизанные
лунным светом белые клочки дыма унеслись к черной воде, затем после
молчания сказал почти грубовато:
- Идите сюда, доктор!
- Зачем?
- Идите, не задавайте вопросов! - повторил он настойчиво и медвежьей
развалкой двинулся к веслу. - Здесь я за вас отвечаю, а мне поручено
доставить вас в сохранности.
Аня слезла с ящика и тихо подошла, вглядываясь в его лицо.
- Я вас не понимаю.
- Становитесь сюда. Берите весло. Во
