Бродский Иосиф - Трофейное
Иосиф Бродский
Трофейное
I
В начале была тушенка. Точнее -- в начале была вторая мировая война,
блокада родного города и великий голод, унесший больше жизней, чем все
бомбы, снаряды и пули вместе взятые. А к концу блокады была американская
говяжья тушенка в консервах. Фирмы "Свифт", по-моему, хотя поручиться не
могу. Мне было четыре года, когда я ее попробовал.
Это наверняка было первое за долгий срок мясо. Вкус его, однако,
оказался менее памятным, нежели сами банки. Высокие, четырехугольные, с
прикрепленным на боку ключом, они возвещали об иных принципах механики, об
ином мироощущении вообще. Ключик, наматывающий на себя тоненькую полоску
металла при открывании, был для русского ребенка откровением: нам известен
был только нож. Страна все еще жила гвоздями, молотками, гайками и болтами
-- на них она и держалась; ей предстояло продержаться в таком виде большую
часть нашей жизни. Поэтому никто не мог мне толком объяснить, каким образом
запечатываются такие банки. Я и по сей день не до конца понимаю, как это
происходит. А тогда -- тогда я, не отрываясь, изумленно смотрел, как мама
отделяет ключик от банки, отгибает металлический язычок, продевает его в
ушко ключа и несколько раз поворачивает ключик вокруг своей оси.
Годы спустя после того, как их содержимое было поглощено клоакой, сами
банки -- высокие, со скругленными -- наподобие киноэкрана -- углами,
бордового или темно-коричневого цвета, с иностранными литерами по бокам,
продолжали существовать во многих семьях на полках и на подоконниках --
отчасти из соображений чисто декоративных, отчасти как удобное вместилище
для карандашей, отверток, фотопленки, гвоздей и пр. Еще их часто
использовали в качестве цветочных горшков.
Потом мы этих банок больше не видели -- ни их студенистого содержимого,
ни непривычной формы. С годами росла их ценность -- по крайней мере, они
становились все более желанными в товарообмене подростка. На такую банку
можно было выменять немецкий штык, военно-морскую пряжку или увеличительное
стекло. Немало пальцев было порезано об их острые края. И все же в третьем
классе я был гордым обладателем двух таких банок.
II
Если кто-то и извлек выгоду из войны, то это мы -- ее дети. Помимо
того, что мы выжили, мы приобрели богатый материал для романтических
фантазий. В придачу к обычному детскому рациону, состоящему из Дюма и Жюля
Верна, в нашем распоряжении оказалась всяческая военная бронзулетка -- что
всегда пользуется большим успехом у мальчишек. В нашем случае успех был тем
более велик, что наша страна выиграла войну.
Любопытно при этом, что нас больше привлекали военные изделия
противника, чем нашей победоносной Красной Армии. Названия немецких
самолетов -- "юнкерс", "штука", "мессершмитт", "фокке-вульф" -- не сходили у
нас с языка. Как и автоматы "шмайссер", танки "тигр" и эрзац-продукты. Пушки
делал Крупп, а бомбы любезно поставляла "И.Г.Фарбениндустри". Детское ухо
всегда чувствительно к странным, нестандартным созвучиям. Думаю, что именно
акустика, а не ощущение реальной опасности, притягивала наш язык и сознание
к этим названиям. Несмотря на избыток оснований, имевшихся у нас, чтоб
ненавидеть немцев, и вопреки постоянным заклинаниям на сей счет
отечественной пропаганды, мы звали их обычно "фрицами", а не "фашистами" или
"гитлеровцами". Потому, видимо, что знали их, к счастью, только в качестве
военнопленных -- и ни в каком ином.
Кроме того, немецкую технику мы в изобилии видели в военных музеях,
которые открыва
