Броккен Сергей - Океан
Сеpгей Бpоккен (Пустынский)
ОКЕАH
"Любовь - это неистовое влечение к тому, что вечно убегает от нас"
Мишель де Монтень
Он постоянно уходил.
Старики, окутанные облачком табачного дыма, сидели, курили, говоpили
негромко: "да-а..."
Вместе с этим сакраментальным "да-а..." выплескивался весь набор
эмоций доживающего последние дни старого человека. Оно говорило о том,
что свою ладонь старик мог разглядеть уже с трудом, но зато горизонт
стал яснее и обострился, о том, что небо выцвело, а молодежь нынче
совсем не та, что раньше. В завершении жизни старики часто становились
дальнозоркими, как глазами, так и душой. Hо это "да-а..." более всего
выражало удивление стариков, потому что он уходил.
Вечный Мировой Океан отступал с каждым днем, оставляя за собой
пологий склон, а на нем - битое стекло и ржавую рухлядь. Ветер дул
тошнотворный и постоянно менялся. Если принимать изречение Конфуция об
эпохе перемен, то можно понять - наступили худшие времена.
Hет, не только Океан падал да ветер метался по земле. Все
развернулось, мир, наверное, сдвинулся на миллионную долю сантиметра, но
эта метатектоническая подвижка заставила измениться воздух, дома, людей.
Это чувствовал Андрей. Он смотрел в яркий, небывалый закат, и с
мучительной болью пытался принять этот HОВЫЙ мир. Hо душа не впускала
чужую среду, Андрей зарыдал, и опустился на камень. Тот же камень, те же
деревья и крики базарных торговцев. "Так что же сталось со мной?!", -
спрашивал себя Андрей.
Солнце сгинуло, восстала тьма, а вместе с ней - оглушающая тишина -
Безмолвие.
Андрей вошел в пустой дом, выпил кофе и не спал до утра, сидел около
стола, видел далекую яркую звезду, стонал и плакал. Потом, на заре,
уплыл в мутный сон.
Ему приснилась Мировая Гармония - безграничное создание, включавшее в
себя все и вся. Звучала, двигалась, улыбалась. И тут она споткнулась.
Через нее постоянно протекал Океан, восходило Солнце, пробегали
звезды, и метеоры чертили огненные рельсы. В момент, когда Мировая
Гармония оступилась, эти субстанции тоже поперхнулись. Потом они сделали
вид, что все как прежде, но ведь Андрей чувствовал, что это не так...
Он проснулся от жарких лучей светила, когда день перевалил границу
середины. "Испепеляющая звезда", - с отвращением подумал Андрей,
пробираясь в темный угол своего дома. С того дня он стал ненавидеть
Солнце.
Серые дороги пылили. Обозы лениво тянулись по каменным тропам, уходя
за поворот. Андрей посмотрел на вершину холма, за которым исчезали
повозки, и ему стало страшно. В знойном, струящемся воздухе над миром,
над этой неправедной Голгофой парил крест, а на нем кричал человек.
Вокруг него толпились мерзкие силуэты, они кричали и хохотали. "Ха! он
зовет пророка Илию! посмотрим, придет ли он!", - вопил легионер и сам
гоготал над своей тонкой шуткой. Ухмылялись, сопели, распинали.
Апостол Андрей Первозванный. Греция, косой крест. "Меня тоже
распнут", - сказал Андрей и понял, что уже давно незачем жить ему. Когда
измученный жаждой и болью человек рванулся, и погиб на перекрестке
деревянных столбов, Андрей закричал и метнулся к Голгофе: "Убейте и
меня! Пилат, праведник, убей меня!". Hо видение растаяло, в тяжелом
воздухе облился потом день и стал пятиться на запад.
"Вдруг я умер?", - спросил себя Андрей, - "вдруг эта безжалостная,
сухая жара и шелест иссушенных деревьев, и исчезающий в горизонте Океан
- это Вечная Жизнь? Иисус, но ты обещал мне Рай! Рай! Ты лжец, Христос!
Я ненавижу тебя! Убей это сухое тело, убей во м
