Булгаков Михаил - Самогонное Озеро
prose_classic Михаил Афанасьевич Булгаков Самогонное озеро ru ru Kuker FB Tools 2005-12-09 B7EF71F9-90CD-4DAE-A560-8EC084489B2F 1.0 v. 1.0
Т. 1: Записки покойника: Автобиографическая проза Азбука-классика СПб 2002 5-352-00139-3; 5-352-00140-7 (т. 1) Михаил Афанасьевич Булгаков. Собрание сочинений в восьми томах. Том 1. ЗАПИСКИ ПОКОЙНИКА.
Художественный редактор Вадим Пожидаев. Технический редактор Татьяна Раткевич. Корректоры Татьяна Андрианова, Ирина Киселева Верстка Алексея Положенцева. Директор издательства Максим Крютченко. ИД № 03647 от 25.12.2000.
Подписано в печать 25.04.02. Формат издания 84х108 1/32. Печать высокая. Гарнитура «Петербург». Тираж 10 000 экз.
Усл. печ. л. 38,64. Изд. № 140. Заказ № 671. Издательство «Азбука-классика». 196105, Санкт-Петербург, а/я 192. www.azbooka.ru.
Отпечатано с готовых диапозитивов в ФГУП «Печатный двор» Министерства РФ по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций. 197110, Санкт-Петербург, Чкаловский пр., 15. Михаил Афанасьевич Булгаков
САМОГОННОЕ ОЗЕРО
Повествование
В десять часов вечера под Светлое Воскресенье утих наш проклятый коридор. В блаженной тишине родилась у меня жгучая мысль о том, что исполнилось мое мечтанье и бабка Павловна, торгующая папиросами, умерла. Решил это я потому, что из комнаты Павловны не доносилось криков истязуемого ее сына Шурки.
Я сладострастно улыбнулся, сел в драное кресло и развернул томик Марка Твена. О, миг блаженный, светлый час!..
...И в десять с четвертью вечера в коридоре трижды пропел петух.
Петух — ничего особенного. Ведь жил же у Павловны полгода поросенок в комнате. Вообще Москва не Берлин, это раз, а во-вторых, человека, живущего полтора года в коридоре № 50, не удивишь ничем.
Не факт неожиданного появления петуха испугал меня, а то обстоятельство, что петух пел в десять часов вечера. Петух — не соловей и в довоенное время пел на рассвете.
— Неужели эти мерзавцы напоили петуха? — спросил я, оторвавшись от Твена, у моей несчастной жены.
Но та не успела ответить. Вслед за вступительной петушиной фанфарой начался непрерывный вопль петуха. Затем завыл мужской голос. Но как!
Это был непрерывный басовый вой в до-диез, вой душевной боли и отчаяния, предсмертный тяжкий вой.
Захлопали все двери, загремели шаги. Твена я бросил и кинулся в коридор.
В коридоре под лампочкой, в тесном кольце изумленных жителей знаменитого коридора, стоял неизвестный мне гражданин. Ноги его были растопырены, как ижица, он покачивался и, не закрывая рта, испускал этот самый исступленный вой, испугавший меня. В коридоре я расслышал, что нечленораздельная длинная нота (фермато) сменилась речитативом.
— Так-то, — хрипло давился и завывал неизвестный гражданин, обливаясь крупными слезами, — Христос Воскресе! Очень хорошо поступаете! Так не доставайся же никому!!
А-а-а-а!!
И с этими словами он драл пучками перья из хвоста у петуха, который бился у него в руках.
Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что петух совершенно трезв. Но на лице у петуха была написана нечеловеческая мука. Глаза его вылезали из орбит, он хлопал крыльями и выдирался из цепких рук неизвестного.
Павловна, Шурка, шофер, Аннушка, Аннушкин Миша, Дуськин муж и обе Дуськи стояли кольцом в совершенном молчании и неподвижно, как вколоченные в пол. На сей раз я их не виню. Даже они лишились дара слова.
Сцену обдирания живого петуха они видели, как и я, впервые.
Квартхоз квартиры №50 Василий Иванович криво и отчаянно улыбался, хватая петуха то за неуловимое крыло, то за ноги, пытался вырвать ег
