Бунин Иван Алексеевич - Князь Во Князьях
И. А. Бунин
Князь во князьях
Лукьян Степанов приехал в светлый сентябрьский день к
помещице Никулиной. До его хутора верст пятнадцать,
лошадьми он дорожит как зеницей ока. Значит, приехал он по
важному делу.
Гнедой жеребец, сверкая глазами, тяжело влетел во двор, к
сараю, где еще до сих пор слезают те, что не решаются
слезать у крыльца. Лукьян Степанов сидел на беговых
дрожках, на голой доске.
- Что же это вы, Лукьян Степаныч, без подушки-то? -
смеясь, спросил его лицеист Сева, шедший от конюшни.
- Погоди, расскажу, - ответил Лукьян Степанов, привязывая
жеребца к телеге без передков.
Сева стал годить. Привязывал Лукьян Степанов долго,
основательно. Привязав, высморкался на землю, вытерся полою
и, наконец, ответил:
- Вот оттого-то у вашего брата, господ, и нету ничего.
Есть подушка - валяй ее и в хвост и в голову!
Взяв с дрожек мешочек, набитый чем-то тяжелым, он пошел к
дому - большой, толстый от одежды. На нем была теплая
поддевка, сверх поддевки бараний тулуп, голова под шапкой
повязана по ушам красным платком, ноги обуты в тяжелые
сапоги.
Сева опять засмеялся и сказал:
- А тепло вы одеты!
- Мне, брат, восемьдесят с гаком, - ответил Лукьян
Степанов. - Доживи-ка до моего.
- Ну, уж и восемьдесят! Откуда вы столько набрали?
- В поле, брат, набрал.
- Ну, а уши-то вы зачем же завязали?
- Глухой быть не хочу - вот зачем. Отчего вы, господа,
глухие-то все? Вот от этого. Выскочил в чем попало, надуло
в ухи - и готов.
Вышла в зал хозяйка, ее старший сын Мика, лысый, усатый,
близорукий, и дочь Люлю - бледная, женственная, задумчивая,
постоянно кутающая плечи в пуховой платочек и неожиданно,
притворно вздрагивающая. Хозяйка угощала гостя белым
хлебом, чаем и вареньем, много говорила, делая вид, что
очень осведомлена в сельском хозяйстве. Сева не спускал
смеющихся глаз с Лукьяна Степанова, с его загорелого лица и
носа, который от загара лупился, был лиловый, в золотистой
шелухе. Мика, наклоняясь к столу, курил, сбрасывал пепел в
пепельницу в виде ладони и катал хлебные шарики, что всегда
раздражало хозяйку. Люлю села с ногами на диван, прижалась
в уголок, съежилась и, не моргая, глядела красивыми
печальными глазами в большой рот Лукьяна Степанова: десны у
него были розовые, голые, без единого зуба. Всех томила
загадка: зачем он приехал? А ну как приторговываться к
имению? Ах, если бы дал господь! Хозяйка очень тонко, как
ей казалось, подводила разговор к продаже имений, намекала
на то, что, по нынешним временам, и она охотно продала бы.
- Ах, Лукьян Степаныч, с нашим народом поневоле придешь к
заключению, что банк - то самое надежное место для капитала!
Но Лукьян Степанов говорил только о своих лошадях, об
умолоте, очень охотно ел белый хлеб, деликатно брал ложечку
варенья прямо из вазы, глубоко запускал ее в рот, клал
обратно и пил чай. Он делал вид, что слушает хозяйку,
изумлялся самым простым вещам, хлопал себя по колену - и
опять говорил только о себе, не давая говорить хозяйке.
Сидел он в расстегнутой поддевке, под которой была линючая
ситцевая рубашка, вытирал лысеющую голову и лицо платком,
снятым с ушей. "Совсем еще здоровый мужик! - думали все.
- Только борода седая, да и то не совсем, еще видно, что она
была рыжая; есть, конечно, и в глазах что-то тусклое,
старческое, живот провалился..." Наконец, он встал, принес
из прихожей и развязал свой тяжелый мешочек, полный серебра
в перемежку с золотыми. Оказалось, что он приехал только
затем, чтобы похвастаться. "Да это еще чт
