Бурмистров Тарас - Москва И Петербург
Тарас Бурмистров
Москва и Петербург
Противопоставление Москвы и Петербурга, традиционное в русской
культуре со времени появления на свет Северной столицы, предполагает
ряд одних и тех же парадигм, казалось бы, незыблемых. Всегда
подчеркивалось, что Москва - это город, выросший сам собой,
естественно, стихийно, а Петербург был воздвигнут по воле одного
человека, возникнув в сказочно короткий срок на пустом и ровном месте.
Петербург появился как дерзкий замысел, наперекор стихии, "назло
надменному соседу", и потребовал неимоверного напряжения сил от
народа, возводившего этот "парадиз" на невских болотах. Петербург был
европейским городом, но воспринимался при этом как символ и
воплощение жесточайшего азиатского деспотизма, без которого он не
смог бы и появиться на свет. Эта победа над стихией придала какой-то
зыбкий и двусмысленный колорит самому городу; в его основании уже
лежал изначальный порок и изъян; и на всем протяжении петербургской
истории не было недостатка в мрачных пророчествах о его скорой и
неминуемой гибели. В то же время Москва, воскреснув, как Феникс из
пепла, после наполеоновского пожара, казалась городом вечным,
черпающим свои силы в самом себе, в отличие от Петербурга,
поддерживаемого только насилием. Это постоянное ожидание катастрофы
в Петербурге, "возникшем над бездной", в сочетании с внешним его
блеском и пышностью, доходящими до театральности, давало постоянное
ощущение некой призрачности города и нереальности его. Петербург
воспринимается как город фантастический, обманчивый, неуловимый,
ускользающий, его постоянно сравнивают с грезой, миражом, видением -
в противовес трезвой и будничной Москве. И вместе с тем
искусственность появления города давала ощущение чрезмерной
правильности, выверенности, рациональности, регулярности,
геометрической прямолинейности Петербурга, особенно заметными по
сравнению с хаотичной, разбросанной и беспорядочно застроенной
Москвой. Петербург был первым городом в России, и Москва рядом с ним
казалась огромной деревней, но деревней милой, уютной и хлебосольной,
в отличие от холодного, туманного и неприветливого Петербурга.
Если же сравнивать историческую роль двух столиц, то Петербург всегда
был проводником западной культуры в Россию, а Москва обычно
воспринималась как средоточие именно русской жизни, русской культуры,
противостоящей чуждым воздействиям (точно так же как с XV века
Москва отторгала и византийское влияние, противопоставляя себя Киеву,
воплощению греческой культуры). На самом деле, эта схема
выдерживалась, конечно, далеко не всегда. Общерусская художественная
культура самым очевидным образом была разбита на два потока, и
каждого из ее представителей почти без колебаний можно отнести либо к
петербургской, либо к московской ее ветви. Обычно эти представители и
жили в соответствующем городе. Выбор места жительства означал выбор
убеждений - в качестве общеизвестных примеров можно назвать
торжественный переезд Белинского, решившего "примириться с
действительностью", из Москвы в Петербург в 1839 году, или бегство
Владимира Соловьева туда же после его резкого разрыва с московскими
славянофилами в 1887 году. Тем не менее, если говорить об отношении к
западному влиянию, то принадлежность к Петербургу не так уж
обязательно подразумевала безоговорочное признание благотворности
этого влияния для России, точно так же как принадлежность к Москве не
означала полного отрицания всякой необходимости такого влияния.
Почтеннейшему Павлу Ва
