Валентинов Андрей - Флегетон
АНДРЕЙ ВАЛЕНТИНОВ
ФЛЕГЕТОН
5 апреля 1921 года
Полуостров Галлиполи
С Эгейского моря дует теплый ветер, брезент наших палаток еле заметно подрагивает, а над желтым прибрежным песком с самого утра носятся громадные, совсем не похожие на наших крымских, чайки. Значит, все-таки весна..
Сегодня наше Богом проклятое Голое Поле затихло: неугомонный Фельдфебель с утра пораньше поднял Дроздовскую дивизию по тревоге и увел ее куда-то за холмы отрабатывать отражение десанта. К счастью, я успел вовремя сказаться больным, ибо охота играть в эти игры пропала у меня достаточно давно.
В общем, я прохворал подобным образом почти всю зиму, а попросту говоря, отсыпался за последние шесть лет. Конечно, подобную роскошь могут позволить себе далеко не все. Фельдфебель, похоже, очумел окончательно, - полковников - и тех ставит под ружье и гоняет в штыковую.
Куда уж мне, штабс-капитану, да еще из какой-то сомнительной части, от которой, ежели признаться честно, остались только несколько офицеров, смутные легенды, гуляющие, думаю, и по сей день по таврическим степям, и ни одного документа. Но меня все же не трогают, - все-таки три контузии, а самое главное - маленький крестик с терновым венцом и серебряным мечом.
С этим крестиком я уже не сомнительный штабс-капитан, а живая легенда, учебное пособие для наших юнкеров. Извольте видеть, господа, участник Ледяного похода собственной персоной. Ну да, того самого.
И живой, что самое удивительное.
Этот крестик я не носил ни дня с тех пор, как нам троим - поручику Дидковскому, подпоручику Михайлюку и мне - вручил эту награду генерал Романовский, помнится, в августе 19-го. Несолидно было как-то. Ну, были. Ну, шли. Одни мы, что-ли?
А здесь крестик оказался как раз к месту - чтоб меньше приставали. Вон Фельдфебель - тот его с кителя на китель перевешивает, а я, между прочим, что-то не помню его ни в Ростове, ни под Екатеринодаром. Впрочем, был, наверное. Где-нибудь рядом с Антоном Ивановичем, в обозе.
Ну, того инфлюэнца косила; а интересно, какой это хворью Фельдфебель маялся, когда генерал Марков водил нас в штыки в тот проклятый последний день? Хотя нет, помню его, Фельдфебеля, - как раз в тот день, только ближе к вечеру, в Гначбау, когда хоронили Лавра Георгиевича...Схоронили, могилу заровняли и на карту нанесли.
Да что толку, через день красные все равно разрыли... Да, стоял тогда Фельдфебель у гроба. Правда, плакал или нет - врать не буду, запамятовал.
Вот, с того, стало быть, крестиком и прикрываюсь. Поручику Успенскому легче: устроился в нашу, с позволения сказать, газету и отлынивает от всех нарядов под предлогом сочинения очередной главы своего бессмертного опуса "Необычайные похождения капитана Морозова и поручика Дроздова в тылу у большевиков".
Первую главу, ежели память не изменяет, тиснул еще в декабре, а капитан с поручиком еще на середине своего крестного пути. И ведь читают.
Фельдфебелю, конечно, вся эта жюльверновщина противопоказана, но кто-то в штабе распорядился - и вот, извольте видеть, поручик Успенский гуляет и в потолок, точнее, в белый полог нашей палатки поплевывает. И правильно делает, между прочим.
Ладно, хватит об этом, - дорвался до белой бумаги и обрадовался. И бумага, между прочим, не моя, а все того же Успенского, купленная в последнее увольнение в граде Константинополе, сиречь в Истанбуле.
Ну да ладно, бумаги много, господа Морозов и Дроздов никуда не денутся, избегнут жидо-большевистских козней, а полпачки я конфискую. Как старший по званию и герой Ледяного похода.
Вообще-то гово
