Библиотека в кармане -русские авторы

         

Ваншенкин Константин - Простительные Преступления


Константин ВАНШЕНКИН
Простительные преступления
повествование, состоящее из нескольких историй
В жизни существуют такие преступления - они наказуемы по закону и порою
безжалостно, но по-человечески они простительны и почти или даже совсем не
оставляют угрызений совести.
1. ЛИЦО ОТЦА
Мы жили в заводском поселке на третьем этаже четырехэтажного дома в общей
квартире. Соседей не помню, наверное, потому, что у них не было детей.
Комнату мы занимали большую - тридцать метров. Правда, квадратных. Но я
этого не знал и не учитывал. Когда мать говорила кому-нибудь: "В нашей
комнате тридцать метров",- я недоумевал и не верил. У нас имелся желтый
складной метр, и однажды, развернув его и поочередно передвигая по полу, я
измерил комнату в длину. Получилось без малого семь метров. В ширину - еще
меньше. Потом отец объяснил мне, но разочарование осталось.
Комната была обставлена скудно, мы же часто переезжали. Я спал на детской
никелированной кровати с панцирной сеткой. Впрочем, я уже вырастал из нее и
иногда, потягиваясь, просовывал ноги сквозь стальные прутья спинки. Хотя я
еще не ходил в школу,- тогда принимали с восьми. Вечером мою кровать
загораживали ширмой, чтобы мне не мешал свет. Я отключался сразу.
Отец спал на узкой длинной кушетке, а мать на деревянной казенной кровати с
прибитой в изножье табельной жестяной биркой. Изредка, к моему удивлению, я
обнаруживал утром отца и мать спящими вместе. Особенно по выходным, когда
отец вставал позже. Тогда ведь не было воскресений, а были выходные, всегда
по одним и тем же числам: 6, 12, 18, 24 и 30. А про воскресенья знали только
старушки, как сейчас про престольные праздники.
Был еще четырехугольный стол, за которым мы ели, а отец часто занимался (но
читал он обычно, лежа на спине, на своей кушетке), и четыре стула - тоже с
жестяными овальными бирками.
А вот шкафа-гардероба не было и даже вешалки, вместо них в торцовую стену
было вбито несколько толстых гвоздей, а чтобы одежда не пачкалась о побелку,
место под ними обклеивалось до полу газетами. Здесь висели пальто - у матери
перелицованное, с пуговицами по правой стороне, как на мужском,- и
"выходной" коричневый отцовский костюм, сшитый лет десять назад и то
выходящий из моды, то возвращающийся в нее.
Остальные вещи лежали в наспех сбитом дощатом ящике - прежде всего несколько
легких платьев матери, которые она время от времени перекрашивала, и я
принимал их за новые. Тогда продавались для этой цели порошковые краски в
бумажных пакетиках, но очень опасно было изменившие цвет платья потом
стирать - только в холодной воде и еще с дополнительными предосторожностями.
Я вспомнил об этом много лет спустя, когда мать начала красить уже не
платья, а волосы...
А дополнительно раздвигали комнату два широких окна.
Завод стоял за железнодорожным полотном и был хорошо виден, особенно по
вечерам, когда ярко и ровно освещались его корпуса. Отец рано утром уходил в
завод и целый день проводил в заводе. Кругом все говорили только так, и меня
резануло, когда я впервые услышал: "на завод", "на заводе".
Я любил наблюдать, как люди идут на работу и как этот все густеющий поток
перетекает через железнодорожный путь. Так же они и возвращались: первые
поодиночке и отдельными группками, а вскоре уже сплошняком. Мне часто
удавалось различить отца - по особой его походке. Он шел-шел и вдруг делал
правой ногой еле заметный финт, будто хотел кого-то обвести на футбольном
поле. Время от времени общее движение пресекалось, чтоб





Содержание раздела