Библиотека в кармане -русские авторы

         

Васина Нина - Падчерица Синей Бороды


ПАДЧЕРИЦА СИНЕЙ БОРОДЫ
Нина ВАСИНА
Анонс
Странная история... Вообще все случившееся с Алисой, вообразившей себя падчерицей Синей Бороды только потому, что ее отчим был женат семь раз и все его жены, в том числе и ее мать, умерли, кажется цепью кошмаров.

Для нее становится главным - уничтожить отчима-корейца... или свою привязанность, может, даже любовь к нему. С настойчивостью гончей она преследует его. А он действительно - крупный хищник - очень богат, умен и опасен.

И вот наконец получилось - его утопили бандиты. А подставила его Алиса. И теперь охота идет на нее, ведь все свое богатство он завещал ей, любимой.

И охотники нечета Алисе - ФСБ, менты и сотрудники корейца, которых он "кинул"...
ЧАСТЬ I
Девять месяцев до совершеннолетия
"В одиннадцать лет я твердо решила стать учительницей пения и, чтобы все окружающие поддержали мое решение, стала не разговаривать, а петь. Не знаю, как родные пережили этот период, длился он почти полгода, а в моей памяти остались беседы с психиатром в холодном кабинете с рисунками-кляксами на стенах, с обмылком на краю неуместной рядом с вешалкой раковины, всегда чистейшим накрахмаленным полотенцем. Я, обмирая от страха, наблюдала процесс вытирания психиатром рук, полотенце теряло свою крахмальную непорочность, и его руки с отвратительно узкими, словно вросшими в пальцы, продольными полосками ногтей потом приближались ко мне с плавностью отечной полноты, и когда правая протягивалась с пожеланием рукопожатия, а левая начинала перебирать на столе бумаги, я сглатывала тошноту и неуверенно совала в нее свою ладошку, как в нору жирного чернозема.
Для лучшего контакта психиатр иногда начинал не разговаривать со мной, а петь, и тогда я в полной прострации разглядывала его открытый рот в обрамлении топорщащихся усов и бороды. "О-о-о че-о-ом мы думаем тепе-е-ерь?" - лился из мохнатого отверстия могучий душевный бас, я вытягивалась на стуле, чтобы лучше разглядеть язык с желтым налетом и коренные с пломбами, а мама начинала копаться в сумочке, нашаривала сигареты, зажимала рот платочком, извинялась и выходила в коридор. Смеялась она там? Плакала?
Она возвращалась в кабинет, прихватив с собой в волосах табачный дым, серьезная, отрешенная, ужасно красивая, и психиатр тогда застывал с приоткрытым ртом, уже перестав петь, он просто вдыхал принесенную мамой мелодию ее длинного, тонкого тела.
Мама никогда не пела мне.
Зато она пела Синей Бороде. Я сама слышала и никогда не забуду ее тонкий неуверенный голосок, дрожащий от напряжения, как треснувший фарфоровый колокольчик.
В двенадцать лет я впервые попала в морг, и мне там ужасно понравилось.
Мы с тетей привезли одежду для мамы, мама лежала на каталке, укрытая простыней до подбородка, а ее вьющиеся пышные волосы свисали почти до самого пола, я их захватила руками, кое-как скрутила в жгут и положила вокруг шеи, тетя сердито зашипела на меня, врач в грязном фартуке принес справку, мимо провезли каталку с обнаженным мужским телом, и я поняла, что морг - это такое место, где никому никого не стыдно.
Пока тетушка разговаривала с врачом, пока жужжали лифты, доставляя новые каталки, пока удушливой волной сочился откуда-то из совсем другой жизни запах щей и жареной рыбы - время шло к обеду, - и запах этот, возмутительно неуместный и даже кощунственный в потустороннем мире спокойных холодных тел, был куда отвратительнее запаха разложения, пока два санитара выгружали из металлического ящика отдельные части чьих-то тел - руки, ноги, головы - и выкладывали их с утробным





Содержание раздела