Васютков Александр - Сим-Сим
Александр Васютков
Сим-сим
Повесть
Вступительная заметка Бориса Дубина
Московская песенка
"Сейчас квартиры светлые, просторные. Легкая мебель. Солнце, разлитое
по потолку. Праздник журнальных обложек. Цветной телевизор... И редко где
семейные фотографии. Зато прекрасные зеркала..." - начинает поэт Александр
Васютков свою мемуарную повесть. Она - о детстве, отрочестве, юности других
времен, о семье и доме других людей. Людей, которые не просто помнят -
которые имеют волю к памяти и которым есть что помнить (зеркало, упомянутое
выше, не помнит, у него задача иная). Герой-повествователь Васюткова - из
поколения сыновей тех, кто воевал и уцелел в Отечественной войне. Отсюда и
характерные вешки его рассказа (их в цепкой васютковской прозе бесконечно
больше, выхватываю наугад и не могу остановиться): "до революции дед мой,
сын тверского лесничего", бабушка "едет в какой-то Торгсин, продавать
золото", "длиннолицые пленные немцы" на московских послевоенных стройках,
идущий на окраину "деревянный желто-красный трамвай", по радио - "Сулико",
хор Пятницкого и "Ах, Самара-городок", в коммуналках "устоявшийся запах
желудевого кофе", "караваны фарфоровых слоников, глиняные кошки-копилки с
нежно-вороватыми голубыми глазами... легкие этажерки с точеными ножками,
пузатые буфеты-тяжеловесы", первая школьная форма - "гимнастерка с золотыми
пуговицами", "черный свиной ремень, розовый изнутри, с бляхой, украшенной
буквой Ш", по дворам - наводящая страх ремеслуха из бараков, Карандаш в
цирке на Цветном, козинцевский "Дон Кихот" в кинотеатре на Арбате, "Догоним
и перегоним Америку", Элвис Пресли и "Шестнадцать тонн". И прилипчивая, еще
очень долго всплывающая нота, исторический камертон десятилетий: "От
станции метро "Сталинская"", "пяти лет от роду, в Сталиногорске", "вскоре
после похорон Сталина", "клуб с белыми статуями Ленина и Сталина по бокам",
"Сталин тогда уже умер", фраза отца-фронтовика: "Сталин дал мне все" и
пионерская клятва сына: "Обещаю быть верным делу Ленина-Сталина..."
Кому-то отдельные пассажи повести могут показаться мрачными, а ее
герой - ностальгирующим неудачником, обидчивым бирюком. И эта оценка будет
неверной. Сколько я знаю Александра Васюткова (а нашему знакомству больше
четверти века), его неизменно отличал дар дружбы. При этом он никогда не
лез раствориться в толпе, но и не пыжился непременно вылезти из ряда. Его
имя появляется в печати редко: после вышедшего в 1994 году мемуарного
романа-документа общего друга нашей юности Владимира Батшева "Записки
тунеядца", где щедро цитируются ранние стихи и письма Васюткова, я помню
единственную подборку его поэзии в журнале "Арион" в 1998 году. Но печатная
судьба поэта, тем более у нас в стране, - равнодействующая слишком многих
факторов, и большинство их - не стихового ряда. Скажу одно: среди
неотъемлемых прав человека есть заслуженное право на одиночество. Тон
детским воспоминаниям Васюткова и вправду задает тревожная нота: "А сколько
раз я мог умереть в детстве?" Кажется, ее поддерживают и финальные аккорды
повествования: "Я всегда провожающий", "Я всегда хотел умереть молодым". И
все же не в одном душевном складе тут дело. Я бы назвал васютковскую
повесть прозой итогов и расчетов.
За спиной героя - не только его единственное, как у каждого, детство:
позади у него, как у многих, остались эпоха и страна. Этой необратимостью
отмечены все страницы повести, это же дает плотным мелочам повествования
летописную точность и глубину. Мне даже каж
