Библиотека в кармане -русские авторы

         

Веллер Михаил - Точка Зрения


Михаил Веллер
Точка зрения
Свою литературную судьбу я считаю начавшейся с того момента, когда во
время прохождения лагерных сборов от военной кафедры университета я пошел
на риск первой публикации и написал рассказ в ротную стенгазету. Сей
незатейливый опус, решительно не имевший значительных литературных
достоинств, тем паче опубликованный в весьма малоизвестном издании тиражом
одна штука, вызвал неожиданный резонанс. В рассказе я не до конца
одобрительно отозвался о некоторых моментах курсантского внутреннего
распорядка, как-то: строевая подготовка, строевая песня, надраивание сапог
перед едой и т.д. Из редакционных соображений отрицательное мое к этому
отношение было по форме облечено в панегирик, где желаемый эффект
достигается гипертрофией восхвалений. Прием это старый, азбучный:
восхваления достигали такого количества, что переходили, нарушая меру, в
противоположное качество, - что и требовалось.
Курсанты-студенты тихо радовались содержанию, а офицеры кафедры тихо
радовались форме (возможно, они не обладали столь изощренным
диалектическим чувством меры, как искушенные гуманитары - историки и
филологи). Этот литературный экзерсис по-своему может расцениваться как
идеальный случай в искусстве, где каждый находит в произведении именно то,
что родственно ему.
Но - скрытые достоинства искусства из достояния элиты рано или поздно
становятся всеобщим достоянием или, по крайней мере, доводятся до
всеобщего сведения. Миссия просветителя пала на одного майора, волею
судьбы закончившего возиться с жизнью.
Майор приступил к комментированному чтению. Он подводил офицеров
поочередно к стенгазете и настойчиво предлагал ознакомиться. Когда
читатель заканчивал и недоуменно вопрошал: "Ну и что же?", майор с
университетским образованием удовлетворенно и с превосходством улыбался и
разъяснял малоквалифицированному коллеге вредоносную и замаскированную
сущность пасквиля, торжественно следя, как лицо очередного травмированного
неисповедимым коварством литературы, вытягивается, являя собой
подтверждение древней истине "ибо во многой мудрости много печали, и кто
умножает знание, тот умножает скорбь".
Вслед за тем я узнал, что означает "автор ощутил на себе влияние
собственного произведения".
Миссия просветительская, как известно, неразрывно связана с миссией
воспитательной. Покончив с первой, майор безотлагательно приступил ко
второй. Он выстроил роту на плацу, поставил меня по стойке "смирно" и
высказал свои взгляды на литературу и литераторов, богатством языка высоко
превзойдя скромный стиль моей безделушки. Он обладал поставленным
командным голосом, и эрудицию пополнила не только наша рота, но и весь
полк, собравшийся у окон казарм.
Лишь раз в своей энергической речи он промахнулся: пообещал с моим
рассказом прийти в деканат; рота предвкушающе заржала, представив
прелестнейший конфуз: в деканате сидели люди, волею привычки понимающие
скорее филологов, чем кадровых строевиков. (В дальнейшем майор исправил
свою оплошность, вполне грамотно).
Первым моим гонораром явились, таким образом, пять нарядов вне
очереди. И когда ночью, выдраив туалет, я курил там в печальном
предвидении ближайшего будущего, зашедший сержант из другого взвода, лет
уже под тридцать, усатый, толстый, очень какой-то добрый, уютный и
домашний, пробасил сочувственно: "Что, брат, трудно быть писателем на
Руси?"
Слово "писатель" было применено ко мне в первый раз. И я даже
почувствовал в этой ситуации некое посвящение.
Остается доба





Содержание раздела