Виан Борис - Красная Трава
КРАСНАЯ ТРАВА
Борис ВИАН
Анонс
Несмотря на многократные заявления в том духе, что литература для него - только вид коммерции, Борис Виан (1920-1959) с самого начала своей литературной деятельности воспринимался в артистической среде Парижа как один из самых ярких представителей французского авангарда, подтвердив эту репутацию принесшим ему славу романом "Пена дней" (1947). Еще годом раньше вышел в свет роман "Я заплюю ваши могилы", подвергшийся впоследствии запретам, как и еще две книги, включая "Мертвые все одного цвета" (1947).
Виан выдал это произведение за перевод из наследия американского мастера "жестоких" детективов Вернона Салливена. Эта маска потребовалась Виану, поскольку во Франции его книги производили слишком шокирующее впечатление предельной откровенностью, с какой изображена люмпенская среда огромного города.
Преобладающая в романах Виана установка на абсолютную достоверность картины, где все названо своими именами, органично соединена в этой остросюжетной прозе с философской проблематикой бунта против жалкого человеческого удела, вызова бытующим представлениям о морали и самоутверждения личности, стремящейся создать для себя ситуации, которые требуют мобилизации всех духовных сил и готовности к гибели во имя сохранения свободы выбора и поступка. В западной литературе XX века Виан занимает место между Генри Миллером и Альбером Камю, сочетая договаривающий все до конца фактографизм с интеллектуальной насыщенностью, отличающей французскую прозу. Его книги, оставаясь популярными в самых разных читательских кругах, давно признаны современной классикой.
ГЛАВА I
Теплый, сонный ветер пытался запихнуть в окно охапку листьев. Вольф, словно зачарованный, следил, как раскачивающаяся ветка время от времени пропускает внутрь клин дневного света. Безо всякой причины он вздрогнул и, опершись руками о край письменного стола, привстал.
По ходу дела скрипнул дощечкой паркета и в качестве компенсации бесшумно прикрыл за собой дверь. Спустившись по лестнице, он очутился снаружи, и вот уже нога его коснулась узкой кирпичной дорожки, обсаженной с двух сторон крапивой двубортной; дорожка вела через местную красную траву в Квадрат.
В ста шагах от него машина кромсала небо всей своей серой стальной конструкцией, расчерчивала лазурь нечеловеческими треугольниками. Рядом с машиной, как большущий табачного цвета майский жук, копошился комбинезон Ляписа Сапфира, механика.
Комбинезон был надет на Сапфира. Вольф издали окликнул его, майский жук выпрямился и отряхнулся.
Он встретил Вольфа в десяти метрах от аппарата, и дальше они пошли вместе.
- Вы пришли ее проверить? - спросил Ляпис.
- Пора, мне кажется, - сказал Вольф.
Он взглянул на аппарат. Клеть была поднята, и между четырьмя коренастыми опорами зиял глубокий колодец. Там в должном порядке размещались собственно разрушающие элементы, они станут прилаживаться друг за другом по мере вхождения машины в ритм.
- Лишь бы все обошлось без сучка без задоринки, - сказал Вольф. - В конце концов, она может и не выдержать. Все рассчитано тютелька в тютельку.
- Если такой машине в тютельку попадет только один сучок, - проворчал Сапфир, - я берусь выучить тарабаскский и всю оставшуюся жизнь буду говорить только на нем.
- Я его тоже выучу, - сказал Вольф. - Тебе же надо будет с кем-нибудь поговорить, а?
- Шутки в сторону, - сказал возбужденный Ляпис. - Тарабаскский от нас никуда не уйдет. Ну что, запустим? Я позову вашу жену и Хмельмаю.
Нужно, чтобы они это видели.
- Да, нужно, чтобы они это видел
