Владимиров Виталий - Шрам
Виталий Владимиров
Ш Р А М
Ствол жилой башни белел в глубине переулка - оставалось пройти только
мимо пятиэтажки. Аверин любил возвращаться домой, то мгновение, когда он
спиной захлопывал дверь и так стоял, расслабленно оглядывая иконы, полки с
книгами, фотопортрет Хэмингуэя и ксерокопии с рисунков его друга
малоизвестного художника Свечникова, приколотые булавками к обоям. Когда-то
в такой момент медленной рыбой всплыли в его сознании строчки: "Ты мне
дорог, дом пустой, понимающим молчаньем..." Но стихи эти он так и не
дописал - не было особого желанья размышлять над тем, чем же ему дорог
собственный дом - так не следует задумываться, чем дорога любимая женщина,
возможно последующее разочарованье, что вряд ли прибавит оптимизма в этой и
без того нерадостной жизни.
Сегодня, возвращаясь из гостей, Аверин вышел из такси в нача-
ле переулка и не спеша шел к дому, предвкушая, как сейчас приятно
побездельничает - может, послушает музыку, полистает книжку или
альбом репродукций. У самого подъезда Аверина обогнали "Жигули"
последней модели. Открылась дверца, и на снег ловко выпрыгнула
девушка в фиолетовой от темноты вечера дубленке. Сидящий за ру-
лем опустил стекло:
- Может быть все-таки...
- Нет, нет, нет, - высоко и быстро перебила она его и убежала в
подъезд.
Краснела кнопка вызванного лифта, ее лица не было видно, толь-
ко лиловые лаковые ногти тонких пальцев барабанили по смотро-
вому окошку.
"Соседка. Та, что недавно обменялась", - догадался Аверин и
благодушно-безнадежно хмыкнул про себя: "Соседка - это..."
В кабине лифта она развернула оранжевый шар своей лисьей
шапки лицом в его сторону:
- Помогите, пожалуйста. Я знаю, вы мой сосед. Мне надо сейчас
выгулять собаку, а я не хочу подходить к окну, не дай бог, он ждет.
Вы поглядите из своего окошка и, если он уехал, дайте мне знать,
хорошо?
Аверин так и сделал. "Жигулей" не было. Тогда он, не разде-
ваясь, позвонил в ее дверь. Мохнатый, в пепельную стружку и оттого
как бы безглазый пес кинулся лапами вперед на Аверина.
- Не сметь, - хозяйка одной рукой держалась за ручку двери,
другой пыталась оттащить собаку. - Лапа, кому сказали?
- Просто Лапа хочет гулять. Пошли, собака, я вызову лифт.
На улице Аверин начал разговор с первого попавшегося:
- Сидим сейчас за столом, и одна дама, пахнущая такая дама,
всем давала понюхать, то какой-то крем на тыльной стороне ладони, то
индийские бусы из сандалового дерева, то духи... так эта дама,
сказала, что она а-а-абажает сальные анекдоты, представляете?
Соседка никак не отреагировала на его слова - она, задумавшись,
смотрела на руки Аверина. Потом очнулась:
- Меня зовут Маша. Давайте сейчас выпьем по чашке чая?
Аверину стало жарко от стыда за сказанную чепуху про запахи за
мысль: "Соседка - это..."
- Спасибо, Маша. С удовольствием.
Зеркало величиной во всю стену непривычно увеличивало мир
маленькой прихожей вдвое. Аверин удивился еще и потому, что его
малогабаритное жилье было таким же, и он рассматривал квартиру
соседки с тем же интересом, с каким смотрят друг на друга владельцы
по-разному пошитых, но из одинаковой ткани костюмов. И в то же
время Аверину вспомнилась гостиная Лалы, большая и квадратная,
со столом, за которым свободно садилось три десятка человек, со
старинными гобеленами на стенах, алебастровым бюстом Лалы на
черном озере рояля и ее же портретом с вечно удивленными глазами.
Когда Аверин впервые пришел к Лале, он стеснялся своих не
чищенных ботинок и пытался спрятать их под
