Владимов Г Н - Генерал И Его Армия
Георгий Владимов
Генерал и его армия
Роман
Простите вы, пернатые войска
И гордые сражения, в которых
Считается за доблесть честолюбъе.
Все, все прости. Прости, мой ржущий конь
И звук трубы, и грохот барабана,
И флейты свист, и царственное знамя,
Все почести, вся слава, все величье
И бурные тревоги грозных войн.
Простите вы, смертельные орудья,
Которых гул несется по земле...
Вильям Шекспир,
"Отелло, венецианский мавр",
акт III
Глава первая. МАЙОР СВЕТЛООКОВ
1
Вот он появляется из мглы дождя и проносится, лопоча покрышками, по
истерзанному асфальту - "виллис", "король дорог", колесница нашей Победы.
Хлопает на ветру закиданный грязью брезент, мечутся щетки по стеклу,
размазывая полупрозрачные секторы, взвихренная слякоть летит за ним, как
шлейф, и оседает с шипением.
Так мчится он под небом воюющей России, погромыхивающим непрестанно -
громом ли надвигающейся грозы или дальнею канонадой, - свирепый маленький
зверь, тупорылый и плосколобый, воющий от злой натуги одолеть пространство,
пробиться к своей неведомой цели.
Подчас и для него целые версты пути оказываются непроезжими - из-за
воронок, выбивших асфальт во всю ширину и налитых доверху темной жижей, -
тогда он переваливает кювет наискось и жрет дорогу, рыча, срывая пласты
глины вместе с травою, крутясь в разбитой колее; выбравшись с облегчением,
опять набирает ход и бежит, бежит за горизонт, а позади остаются мокрые
прострелянные перелески с черными сучьями и ворохами опавшей листвы,
обгорелые остовы машин, сваленных догнивать за обочиной, и печные трубы
деревень и хуторов, испустившие последний свой дым два года назад.
Попадаются ему мосты - из наспех ошкуренных бревен, рядом с прежними,
уронившими ржавые фермы в воду, - он бежит по этим бревнам, как по клавишам,
подпрыгивая с лязгом, и еще колышется и скрипит настил, когда "виллиса" уже
нет и следа, только синий выхлоп дотаивает над черной водою.
Попадаются ему шлагбаумы - и надолго задерживают его, но, обойдя
уверенно колонну санитарных фургонов, расчистив себе путь требовательными
сигналами, он пробирается к рельсам вплотную и первым прыгает на переезд,
едва прогрохочет хвост эшелона.
Попадаются ему "пробки" - из встречных и поперечных потоков, скопища
ревущих, отчаянно сигналящих машин; иззябшие регулировщицы, с
мужественно-девичьими лицами и матерщиною на устах, расшивают эти "пробки",
тревожно поглядывая на небо и каждой приближающейся машине издали угрожая
жезлом, - для "виллиса", однако ж, отыскивается проход, и потеснившиеся
шоферы долго глядят ему вслед с недоумением и невнятной тоскою.
Вот он исчез на спуске, за вершиной холма, и затих - кажется, пал он
там, развалился, загнанный до издыхания, - нет, вынырнул на подъеме, песню
упрямства поет мотор, и нехотя ползет под колесо тягучая российская
верста...
Что была Ставка Верховного Главнокомандования? - для водителя, уже
закаменевшего на своем сиденье и смотревшего на дорогу тупо и пристально,
помаргивая красными веками, а время от времени, с настойчивостью человека,
давно не спавшего, пытаясь раскурить прилипший к губе окурок. Верно, в самом
этом слове - "Ставка" - слышалось ему и виделось нечто высокое и устойчивое,
вознесшееся над всеми московскими крышами, как островерхий сказочный терем,
а у подножья его - долгожданная стоянка, обнесенный стеною и уставленный
машинами двор, наподобие постоялого, о котором он где-то слышал или прочел.
Туда постоянно кто-нибудь прибывает, кого-нибудь провожают, и течет промеж
