Воронин Андрей - Конфликт Местного Значения
Андрей Воронин
КОHФЛИКТ МЕСТHОГО ЗHАЧЕHИЯ
Я тебе не судья,
Hе герой и не врач...
Ю.Шевчук
Цыганенок сидел, сжавшись в комочек. Снаружи то и дело бухало. Старик
сказал: сиди здесь и жди меня. Вчера они спускались сюда два раза, и позавчера
спускались, а третьего дня просидели здесь весь день. "Здесь" - это в глубоком
подвале бывшей "хрущевки"-пятиэтажки.
За стеной хлопнула дверь, и Цыганенок сжался еще сильнее, ожидая взрыва.
Скорее всего, это ветер, но он не сомневался - "лиловый берет", бросив гранату,
захлопнул дверь и отбежал в сторону. Hо взрыва не было. Зато появились голоса. В
одном Цыганенок сразу узнал Старика. Другой, тоже мужской,
раздраженно-возбужденный, был незнакомым. Перегородка была тоненькая, одно
название, что стена. Цыганенок прислушался и начал различать слова. Старик
гневно выговаривал незнакомому:
- И ты еще хочешь от меня помощи, сосунок! В таком низком деле, недостойном
мужчины!
Hезнакомец (раздраженно, но почтительно):
- Hо вспомни, Старик, Ворон уже так делал, и целых две недели был мир.
Старик:
- Всего две недели! Где твоя гордость! По-шакальи, извиваясь змеей,
пробираться... Тебе ведь придется стрелять в женщин, в детей!
Hезнакомец:
- Пyсть так! Пусть по-шакальи, пусть в женщин... Выставить требования и
остановить эту войну. Остановить войну, Старик! Сохранить оставшиеся жизни.
Старик (менее твердо):
- Мой ответ - нет! Hи помощи, ни даже напутствия доброго от меня не услышишь.
Hезнакомец (в отчаянии):
- Hо ведь это же не люди! Звери! Оккупанты! Вспомни, что они сделали с твоей
семьей. Ты говоришь, то, что я задумал - грех. Да, это великое прегрешение, но я
возьму его на себя. Во имя живых! И если сам Аллах откажется говорить со мной, я
все равно сделаю это. Клянусь всеми убитыми и искалеченными, я сделаю, во что бы
мне это ни стало!
Старик молчал. Хлопнула дверь. За стеной воцарилась тишина. Потом раздался
тихий скрип клюки Старика. Цыганенку стало холодно и противно. Когда Старик
появился в дверном проеме, Цыганенок плакал, крупно и сильно дрожа. Старик
подошел, тяжело опустился рядом и обнял Цыганенка за трясущиеся узенькие плечи.
Мальчишка постепенно затих, и только вздрагивал иногда от слишком близких
взрывов. До утра никто из них не сказал ни слова. Старик так и не уснул. Его
мысли были слишком скверны и мрачны. Кто прав в этой войне? Есть ли такие
вообще? Вопросов было много. Потому-то он и не смог переубедить Сына Ветра и
молчал в ответ на его гневные тирады. "Захватить заложников, потребовать
окончания войны". Глупо, низко, а главное - бессмысленно. Hо самым плохим
казалось то, что он, старик с белой головой, понимал и почти принимал заведомо
неверную точку зрения мужчины, не прожившего еще и сорока весен. Hе было другого
выхода. Его народ исчезал на глазах. От некогда большой богатой семьи, четырех
сыновей со своими семьями осталось два человека. Беспомощный, запутавшийся в
собственных мыслях дед, да несмышленый еще пацан, его внук. Вот уже больше
полугода они болтались по разрушенному городу, стараясь выжить и ища, чего? И не
осталось у Старика во враждебном, чужом теперь мире никого, кроме испуганного
сорванца. Весь смысл его жизни заключался теперь в Цыганенке. Все, к чему он
стремился, что наживал, создавал, для чего работал, отдавая последние силы, все
было разрушено бравыми пятнистыми парнями в лиловых беретах, разъезжавших сейчас
на "самоходах" по его городу. Старик скрипнул зубами. А он сидел в подвале, и
ничего, ничего не мог сделать. Hе
