Гаврилов Дмитрий - Проклятая Реликвия
Дмитрий ГАВРИЛОВ
ПРОКЛЯТАЯ РЕЛИКВИЯ
Большой, черный в сгустившихся сумерках, лохматый пес злобно рычал, время
от времени пытаясь нырнуть под слишком низкую для него плиту лоджии
первого этажа. Ответом страшилищу был яростный кошачий крик.
Я посветил фонарем в сторону пса, он даже глазом не повел, и упрямо
стремился разделаться с противником.
- Пошла прочь, тварь! - крикнул я, поднимая длинную суковатую палку,
благо, что вчера в очередной раз порезали под окнами тополя.
- Гррр! Рррр!
Тогда я вытянул кошмарного зверя по спине, со всего размаха - он был
уверен, что этого не произойдет. Я узнал псину - звали его Монах, пес
обретался при церкви Фрола и Лавра, что стояла через дорогу. Хозяева вряд
ли позволяли себе такое...
Монах взревел, отпрыгнул в сторону, угрожающе залаял на меня. Я пошел на
пса, примериваясь для второго удара по морде. Он не доставил мне такой
радости и умчался в темноту.
- Барсик! Маленький мой котенок! Иди сюда! - позвал я, нагнувшись и
посветив под плиту.
Луч скользнул по усатой окровавленной кошачьей морде. Да, это был он.
Барсик полусидел, полулежал, выставив перед собой одну лапу, нелепо
подобрав вторую. Кот зажмурил глаз, второй был давно закрыт и сочился то
ли слезой, то ли кровью.
- "Просто, наши глаза становятся влажными,"- вспомнил я фразу из одного
недавно прочитанного рассказа.
За шесть лет Барсик лишь единожды падал с балкона, еще котенком, но ему
тогда повезло. Во-первых, четвертый этаж, во-вторых - на траву. В этот раз
он сорвался почти ночью, угодив на асфальт новенькой автостоянки.
Тяжелому коту опаснее падать, но выручил пушистый хвост.
Заработавшись за компьютером, я слишком поздно сообразил, что с моим
мохнатым любимцем стряслась беда.
По счастью рядом нашлась и сложенная картонная коробка, на какой ныне спят
бомжи. Я кое-как подсунул ее под кота, выволок из-под плиты, вот так на
картоне, поднял над землей и осторожно понес домой. Звереныш застонал, как
могут стонать разве что мужчины, теряя близкого человека. Потом он
потянулся ко мне, но обессиленный уронил морду, лишь дышал тяжело и
хрипел, хлюпая кровавыми пузырями из уцелевшей ноздри.
Собак он ненавидел, как и я, и мог дать сдачи любой соседской, встретив
шавку на этаже. Но шок после падения, и кошачья удача, повернувшаяся к
нему спиной - Монах редко забредал в наш двор - сделали свое черное дело...
Осторожно уложив раненого зверя на пол, я зажег свет. Он тут же попытался
встать, но повалился, наступив на отбитые лапы, пострадали и передняя, и
задняя.
- Лежи! Лежи маленький! Тихо! - я провел по нему рукой, окровавив пальцы о
влажный мех.
После того, как меня пару раз послали в "Службе спасения": "Какой идиот
звонит в час ночи! Что? Кот? У нас людей некогда спасать..." - я бросил
телефонную трубку.
Обработав раны на теле перекисью - кот лежал неподвижно - я соорудил из
верблюжьего одеяла подстилку и перетащил на нее кота, холодного, как труп.
Потом, сообразив, что на мой диван, случись что, зверю не вскарабкаться,
я постелил себе на полу и лег рядом с ним бок о бок.
Старинные накомодные часы пробили два раза.
Так я лежал до самого утра, не смыкая глаз, боясь ненароком придавить
раненного.
* * *
Я лежал и вспоминал год за годом все, случившееся здесь, в этой проклятой
квартире, в которой каждый обречен на одиночество и откуда каждый обречен
уходить.
Здесь жил еще мой дед, широкой души человек. Встретив войну под
Сталинградом молоденьким двадцатилетним лейтенантом особого подразделения
пр
