Галина Мария - Хомячки В Эгладоре
МАРИЯ ГАЛИНА
ХОМЯЧКИ В ЭГЛАДОРЕ
Аннотация
Сперва Дюша и Генка от души веселились. Игра, в которую их так неожиданно пригласили, оборачивалась забавной пародией. Когда началось странное и страшное, отступать было уже поздно... Кто и зачем пригласил двух скучающих молодых сыграть ключевую роль в игре?
Почему игра вскоре подозрительно начинаем походить на реальность? Что за чудеса происходят в разных точках сонной летней Москвы? Кто живет в павильоне «Цветоводство» на ВВЦ?
Чья секретная база расположена на Лосином Острове? Кто сидит в Главном Здании Университета на Воробьевых юрах? Почему игра вскоре подозрительно начинает походить на реальность?
И ЧЕМ ЭТО, НАКОНЕЦ, ЗАКОНЧИТСЯ?
От автора: заранее хочу извиниться перед читателем — автор никогда не участвовал в ролевых играх по Толкиену. Поэтому сценарий игры, персонажи и связанные с этим события — вымысел чистой воды.
Основная информация о том, как это бывает на самом деле, почерпнута автором из бессмертной «Красной книги западных приколов» Бориса Немировского. Остальное реконструировано на основе первоисточника.
— Признавайся, ты совсем псих, да? — наседала Генка.
Дюша признаваться не хотел. Он и не псих — просто карманники у трех вокзалов испокон веку отличались профессионализмом.
То есть деньги у Дюши вытащили, но как и когда именно, он связно сказать не мог.
Скорее всего, когда он изучал расписание поездов на Питep. А может, и нет. Кто то столкнулся с ним, сказал «Извините»… Но толкали его несколько раз…
Хуже физиков только математики — те вообще ничего не соображают.
Генка орала больше для порядка, поскольку втайне понимала, что сама виновата — если бы она не поленилась, потащилась на вокзал вместе с Дюшей, то, может, деньги бы у него не вытащили.
А может, все равно бы вытащили…
Тем более стояла такая жара — мозги плавились.
Этот год выдался каким то уж особенно пакостным; крыши в полдень источали сухой жар, воздух над ними ломался и дрожал, рисуя странные неожиданные картины, сизая дымка висела над проспектами и люди жаловались на духоту и, следовательно, на плохое соображение.
Так что нечего винить Дюшу. Он хотел как лучше.
Он хотел в Питер.
Все уже уехали в Питер — и Яша, и два Ильи, и Маргоша, и теперь ходили по мостам и купались в заливе. У одного Ильи в яхт клубе был свой человек, он обещал их вписать на пустующую яхту.
А они немного задержались, поскольку у Дюши сессия. Обещали через пару дней догнать — вот и догнали.
Генка вздохнула и поглядела в окно. Из окна у Дюши виден дальний лесок, из которого торчит несколько башен. Сейчас туда, за башни, садилось солнце, красное и распухшее.
И все вокруг казалось красным и распухшим.
Занавески Генка час назад густо окропила из разбрызгивателя — сейчас они были совсем сухими. Аж шуршали.
— Ну и дурак, — на всякий случай сказала Генка.
Дюша ничего не ответил. Он сидел в кресле, положив ноги на подлокотник, и читал — лично ему книга казалась интересной. Дюша питал слабость к разбегающимся галактикам и очень надеялся, что лет через двадцать Нобелевка будет его…
Как ни странно, Генка придерживалась того же мнения — с Дюшей могло случиться абсолютно все, что угодно — в том числе и Нобелевская премия по физике. Или конфуз у трех вокзалов…
Генка плюхнулась на диван и тяжко вздохнула.
Делать было решительно нечего. Разве что наблюдать, как, сделав круг в пылающем небе, заходит на посадку маленький самолет.
Генка зевнула, зубы у нее, как у кошки — мелкие, белые и острые.
Дюша был виноват, а потому дышал беззвучно.
— А
