Галина Мария - Курортная Зона
Мария ГАЛИНА
КУРОРТНАЯ ЗОНА
Повесть в рассказах
О СТРАНСТВУЮЩИХ И ПУТЕШЕСТВУЮЩИХ
Анне и Олегу Сон и всем остальным посвящается
- ...а на девятый день, - говорит Бэлка, - она ей приснилась. И
говорит: "Туг очень холодно... тут такие очереди... почему вы не дали мне
тапочки?"
- Кто?
- Да Лидочки Мунтян мама. Ты не слушаешь?
- Почему? Очень даже.
Воздух, постепенно темнея, колеблется над черепичными крышами,
бесшумные потоки плывут над садами к темному, светлому, пестрому, дышащему
морю, ширятся на земле сырые тени...
Скука...
Ленка будет журналистом. Или писателем. Она поедет в дальние страны,
туда, где до сих пор бродят в диких землях редкие животные, и встретит
самых разных людей, и познакомится с их диковинными обычаями, и напишет
путевые заметки, и станет в конце концов знаменитой, и увидит все на свете.
Башня Эйфелева, башня Пизанская, башня Вавилонская...
- Бэ-элка, - ноет бэлкин малый, - я в туалет хочу.
- Ну так сходи, - рассеянно отвечает Бэлка, тасуя колоду.
- Стра-ашно. Там темно.
- Ох, Господи, - Бэлка неохотно выбирается из-за стола. - Родили его
на мою голову. Там свет зажигается?
- Нет. Возьми фонарик.
Ленка лениво следит, как они бредут по дорожке в дальний угол сада, к
зеленой будочке сортира. Кузнечики прыскают у них из под ног. Малый пинает
куст темно-фиолетовых флоксов, и с него осыпаются цветы и бражники.
Когда Ленка станет совсем взрослой, она, разумеется, не будет так
по-дурацки убивать время. Уж она-то найдет, чем заняться. На будущий год
лето вообще, считай, пропадет, потому что придется готовиться в институт.
Правда, она пока что не решила - в какой. Сама она склоняется к филологии,
потому что обязательно будет журналистом. Или писателем. А родители стоят
за химфак, потому что тогда кусок хлеба ей будет навсегда обеспечен.
Медицинский еще лучше, но это они уж точно не потянут. Она вздыхает и
откидывается на спинку раскладного стула. Стул шатается.
Рабиновичи справа опять врубили свою музыку, а у Морозовых-Гороховых
слева - день рождения, и оттуда доносятся возбужденные голоса и звон
бокалов.
Луч фонарика неуверенно блуждает между кустами смородины - Бэлка
возвращается. У малого лицо подозрительно перекошено, он что-то мрачно
бормочет себе под нос.
- Вы чего? - спрашивает Ленка.
- Он меня ущипнул, - сокрушается Бэлка. - С вывертом так. Знаешь, как
неприятно, когда тебя щиплет ребенок, которого ты в принципе можешь убить
одной левой. Ну я его немножко приложила... так, немножко.
Малый всхлипывает.
- Ладно тебе, - миролюбиво говорит Ленка. И с фальшивым энтузиазмом
добавляет: - Ну что, через неделю в школу?
Малый смотрит на нее исподлобья, наконец мрачно произносит:
- Посылаю...
- Не обращай внимания, - виновато говорит Бэлка, - он всегда такой...
Ладно, раздавай. Что у нас сейчас?
- Не брать "девочек".
Летучие мыши парят низко на своих ночных крыльях и Бэлка пригибается и
прикрывает руками пышные черные волосы.
- Это предрассудок, - авторитетно говорит Ленка.
- Как же, - мрачно отвечает Шкицкая, - предрассудок. Они везде.
Знаешь, что случилось с дядей Зямой?
- С каким еще дядей Зямой?
- Бухгалтером. Ты его не знаешь. Я тогда еще маленькая была, как вот
этот выродок... Приходит он как-то домой и говорит: "Бэлочка, все пропало.
Они уже здесь".
- Кто?
- Вот и я говорю - кто, дядя Зяма? А он мне говорит: "Удивляюсь я
тебе, Бэлочка, разве ты не знаешь? Крысы. Гигантские крысы. Они все
ключевые посты в государстве захватили".
- Да ладно тебе, Бога ради,
