Гансовский Север - Кристалл
Север Феликсович ГАНСОВСКИЙ
КРИСТАЛЛ
Он оглядел наполненный народом низкий зал.
- Слушайте, сколько вы заказали этой официантке - два по сто?..
Закажите лучше сразу два по двести, а то ее второй раз не дозовешься. -
Затем он откинулся на спинку кресла. - Скажите, вы знаете кристаллы?
- Ну так... В общих чертах. По специальности я инбридный атомограф с
синтаксическим уклоном. Это одно из подразделений гомотектоники -
адаптивной, конечно. Мог бы рассказать вам одну интересную историю. И если
б вы согласились...
Краснолицый прервал меня кивком и задумался.
- С кристаллов у нас все и началось. Понимаете, Копс избрал себе
такой вид отдыха - точить кристаллы. Голова у него не очень-то работала,
он с самого начала, еще в молодости, решил, что больше, чем примитивный
физик-теоретик, из него не выйдет, и подался на административную линию. К
нам в институт он попал уже лет сорока от роду комендантом. Оно, кстати, и
неплохая должность, потому что этих разных докторов наук, сюзеренов
знания, сейчас хоть пруд пруди, про магистров и кандидатов и говорить
нечего, а комендант в любом учреждении один и пользуется всякими
привилегиями. Довольно скоро он подыскал себе просторный подвал в главном
здании и стал там вечерами отдаваться излюбленному занятию. Постепенно это
сделалось в институте чем-то вроде клуба. Мы тогда помещались у самого
порта, начали заходить и посторонние. Кто с Луны, кто с Юпитера, некоторые
с Альфы Центавра, байки, россказни. У Копса для каждого была наготове
чашечка кофе, а то и покрепче напиток. Последние новости докладывались у
нас раньше, чем в Академии. Для меня, прямо скажу, больше удовольствия не
было, как усесться поплотнее в кресло, налить себе рюмочку и навострить
уши. За это меня очень любили и даже в очередь ко мне становились: у нас
ведь все замечательные рассказчики, каждый наполнен до краев, хочет
говорить, но совершенно нет слушателей. Теперь представьте себе это
помещение, довольно большое, с желтыми крашеными стенами, грубо побеленным
потолком. В одном углу столики, кресла, стулья, кофейный аппарат, повсюду
ящики со всяким барахлом - от гаек, шайб, старых ломаных лазеров до
современного мезонного микроскопа, а в дальнем углу Копс у своего
шлифовального станка. Копс, который сам всегда помалкивал, но другим не
мешал болтать. К нему обращались в спорах как к последней инстанции, к
самому Здравому Смыслу. Он выслушивал спорщиков и прекращал дискуссию не
тем, что у каждого создавал впечатление, будто он прав, а тем, что все
доводы тонули в его необъятной глупости, как в лоне самой матери природы.
Поглядев на дурацкую, но добрую физиономию Копса, какой-нибудь юный
академик, огонь, воду и медные трубы прошедший на разных там неизвестных
планетах, десять раз тонувший, замерзавший и сгоравший, собаку съевший на
ученых советах и расширенных заседаниях кафедры, вдруг умолкал и спрашивал
себя: И весело отправлялся к буфету. Слух о нашем
приятном заведении докатился буквально до отдаленных звезд. Везде в
космических портах знали, что если охота услышать свеженький анекдот,
самому потрепаться, кому что оставить или о ком-нибудь узнать, то на Земле
лучше места нет. Почти все у нас собирались транзитные, собиравшиеся
лететь или еще не включившиеся в дела после приземления. Никаких забот и
мрачных мыслей, шутки, вранье, чисто мужская компания. Ужасно мне
нравилась эта атмосфера. Я серьезно подумывал туда переселиться, в подвал,
и переселился бы, если бы не понимал, что поставить ту
