Гармаш-Роффе (Светлова) Татьяна - Алексей Кисанов 2
ТАЙНА МОЕГО ДВОЙНИКА
Татьяна СВЕТЛОВА
Анонс
Игорь сделал все, чтобы превратить жизнь Ольги Самариной в рай. Но этот рай рушится в тот день, когда Ольга, будучи в Париже, сталкивается на одной из улиц с собственным двойником. Сходство до того разительно, что она, как завороженная, отправляется на его поиски.
И, как только жизненные пути Оли и американки Шерил пересекаются, - девушки попадают на прицел неведомого убийцы, готового уничтожить их всеми способами... Ольга остается одна: Шерил в коме, заботливый Игорь непонятным образом исчез, - и за ней охотится убийца.
Рядом с ней есть только Джонатан, загадочный англичанин, сокурсник по Сорбонне, - кажется, он влюблен в русскую девушку и хочет ей помочь, но... Не он ли пытался убить Олю? Париж сменяется Лондоном, Москва - Нью-Йорком, Ольга ищет разгадку по всему свету, наталкиваясь только на трупы тех, кто мог бы ей рассказать правду...
ЧАСТЬ 1.
МОСКВА-ПАРИЖ
ГЛАВА 1. ПОЧТИ КАК У ТОЛСТОГО: ДЕТСТВО, ОТРОЧЕСТВО, ЮНОСТЬ. НО ОЧЕНЬ КОРОТКО.
Жила-была я, белобрысая и худая, и звали меня Олей.
Впрочем, меня и сейчас зовут Олей, и я до сих пор жива, хотя это странно, после всего того, что с мной приключилось. За это время я несколько раз чуть концы не отдала.
Нет, не правильно, в романах пишут так: чуть не лишилась жизни.
***
Я, значит, худая и высокая. В детстве я жутко комплексовала перед мерцающими женскими портретами в Третьяковке, глядя на тонкие, нежно светящиеся овалы лиц и округлые покаты плеч, подернутые великолепными кружевами...
Потому что у меня торчат косточки в плечах, а локти и коленки такие острые, что об них можно уколоться. Моя мама, полненькая хлопотунья (в кого это я уродилась такая шкетка!), с сожалением в голосе говорила: худышка ты моя, личико-то у тебя еще ничего, а вот тельце - как у муравья!
Бабушка моя, еще более кругленькая хохлушка, к которой я ездила в деревню под Полтавой, каждое лето горестно качала головой и называла меня "худорба", стараясь за короткое время каникул впихнуть в меня побольше сметаны и вареников. Папа мой не говорил ничего: они развелись с мамой, когда я была маленькая, и поскольку он был человеком сильно пьющим, то не интересовался ничем, кроме водки.
Но мне подвезло: подоспела мода на худых, и ближе к концу школы я стала самой модной девочкой не только в классе, но и в школе. Конечно, не только потому, что я была худая. Я была еще высокая.
И льняные - некрашеные, заметьте! - волосы спадали по моим худым плечам пышной гривой. Да и глаза у меня ничего... Голубые. Ресницы-то белые, брови тоже, и до старших классов я была бесцветная, как моль.
Но потом освоила технику макияжа и...
Свежевылупившаяся грудь уже круглилась под моей белой кружевной кофточкой, которую я нахально выдавала за "пионерскую". А короткая юбка открывала почти всю длину моих стройных и слегка синих ног - кожа у меня белая и тонкая, и вены через нее просвечивают, как через капрон.
Но летом - под загаром не заметно, а зимой - под чулками не видно. Кажется, это был последний год пионерских форм и пионерии вообще.
Что же касается моего характера, то он, как говорится, закалился в боях. А бои были, мои личные бои, да какие! А все дело в том, что мама сумела меня пристроить в английскую спецшколу.
Уж не знаю, в чьи задницы маме пришлось делать уколы (она у меня медсестра) чтобы меня туда взяли... Но взяли. И я оказалась в революционной ситуации: я была пролетаркой, бледной и худой, одна против буржуазии. Тогда их так не называли, но это была буржуазия: детки завмаг и завсклад
