Гера Александр - Над Всей Россией Серое Небо
Александр Гера
НАД ВСЕЙ РОССИЕЙ СЕРОЕ НЕБО
Матери моей, бедной
женщине, обманутой, как все мы, большевиками.
Наш президент - величайшая бестия. До величайшего беса ему
оставалось всего ничего, не случись событий, которые поставили на его
карьере большой восклицательный знак, а наша жизнь превратилась в
многоточие с вопросом. Все у нас вроде было, всем он нас снабдил, а чего-то
недоставало, самой малости, без чего не вьют гнезда птицы, а зверье не
обзаводится потомством.
Прежний наш лидер, Молочков Альберт Григорьевич, туповатая
совковая скотинка-партаппаратчик, пороху не сотворил. Его восхождение на
Старую площадь ничем не отличалось от заурядного похода скалолазов к
вершине: все повязаны одной веревкой, всем на ней висеть в случае срыва
одного либо тянуть последнего ледащего до крайней точки подъема. Не будь
этой веревки, он бы маму родную продал по сходной цене, поэтому не
продавал, этим гордился, за что срамил про себя прежних своих товарищей по
партии, забывших о веревке.
,-
сокрушался Альберт Григорьевич наедине с собой, зато вместе с нами он
продавал или перепродавал, не думая о веревке, все мало-мальски годное на
продажу.
В комнате покойного о веревке не говорят. А покойник у нас случился
самый настоящий, и с этого момента основные события заспешили вокруг
нас, как в забытом ныне фильме , откуда пришла
к нам . Возвращается в дом родной сын, а верный пес сбесился.
Пристрелили.
Гости съезжались в , уютный коммерческий ресторанчик, где
все мы собрались в отдельном кабинете за эстрадой. У нас вполне приличный
офис на улице Готвальда, откупленный по дешевке через мэрию еще
Альбертом Григорьевичем, им обставленный диванами, креслами, столами и
шкафами в стиле современного делового дизайна, с четкими инвентарными
номерами на тыльниках и штампами: . В
офисе текла обычная рутинная работа, слегка подлакированная визитами
зарубежных дельцов, а мозговая велась в , принадлежавшем нашей
фирме ; в кабинете за эстрадной ровно шесть кресел, по числу
главкомов фирмы. Гостей и девочек в святое место не пускали.
В кабинете всегда покойно. Через двойные двери и антишумовую
облицовку не слышен оркестр, а если захочется нашему боссу немного
веселья, достаточно щелкнуть тумблером, и пятнадцативаттные колонки
взорвутся хрипло голосом звезды Лелика Сурина:
Нынче всем нам не до песен, у нас покойник. Пристрелили Нюму
Четырботского, верного пса нашего президента. Кто пристрелил, за что -
пусть милиция разбирается. Мы знаем, но молчим. Скорбь осталась на
кладбище, там и помянули неплановой чаркой Нюму, в приехали
только близкие убиенного: сам президент, разумеется, главбух, главюр,
главпотех, главэконом - светлая голова Федя Званский по кличке
- и Боба Мосюк на приставном стуле. Пустует кресло испол-
нительного директора Нюмы Четырботского, в нем сиротливо белеет
салфетка, и вопрос решается важный: кто займет это кресло, какая предстоит
подвижка в руководстве . Уж не Боба, конечно, Мосюк, сбоку
припека, пустое место, введенный в святая святых волей самого
президента. Хотя, как взглянуть на Бобу, наш президент дерьма не держит:
любит Боба по всякому поводу затевать спор. Дебет от кредита не отличает,
депозит от аккредитива, а послушать - вылитый Карл Маркс с теорией
прибавочной стоимости. И с заведомой глупостью. Тут скорее всего Боба при
рождении плана что шлепок акушерки по заднице младенца. Рожает, скажем,
Главпальто идею, выношенный план, тужится терпеливо, а Боба уже на
приставном стуле подпрыгива
