Гергенредер Игорь - Лосевый Чудь
Игорь Гергенредер
Лосевый Чудь
Буколический сказ
Места эти звались Высокая Травка. Здесь было оренбургское казачество.
Едешь четыре дня до Уральских отрогов, а травы с обеих сторон колеи двумя
стенами так и клонятся на телегу. Высотой до конской холки.
Через нашу местность бухарские купцы проезжали на Казань. Летние дни
разморят, от травяного духа человек пьян; кругом птички паруются. Купец в
телегу положит под себя всего мягкого, его истома и пронимает. Тут озорные
девки разведут руками заросли и покажутся голые. Недалеко от дороги у них и
шалаш, и квас для веселого ожидания. Заслышат телегу и бегут крадком
наперехватки. На самый стыд лопушок навешен.
Купца и подкинет. "Ай-ай, какой хороший! Скорей иди, барышня!" А она:
"Брось шаль!" Посверкает телом, повертится умеючи - и скрылась. Так же и
другая, и третья... Купец уж клянет себя, что не кинул: давай в голос звать.
А они опять на виду: груди торчком, коленки играют. "Брось платок! Брось
сарафан!"
Он и кинет. Горит человек - что поделать? На одной вещи не остановится.
А они подхватывают - и пропали. А он все надеется улестить... Вот так
повыманят приданое.
Но чтобы купец хоть какой раз получил за свой товар - не бывало! Какие
ни нахалки, но тут казачки строги. Забава есть забава, но продажность в
старину не допускалась в наших местах. Побежит купец вдогон - в травах его
парни переймут: "Ты что, хрячина некладеный?!" Стерегли своих казачек.
Бухарцы страшно обижались, что ругают хрячиной. Жаловались начальству:
у вас, мол, ездить нельзя, такие оскорбленья терпишь от молодых казаков. "Мы
свинину не выносим на дух! А казачки-барышни красивые, хорошие..." И ни
слова не скажут про озорство. Все-таки хотелось купцам, чтобы им девки
показывались.
Но, конечно, такое озорство шло не отовсюду, а только от хутора
Персики. Вот где снесли деревню Мулановку, там был в старину казачий хутор.
Кто-то говорил, что его назвали по прелестям девок. Но вряд ли. Тогда все
выражали гораздо проще.
Выражали грубо, но чего стесняться, если особая красота казачек была:
выпуклый зад... Как киргизские кобылы огневые, норовистые, так и те девки
были. Умели заиграть хоть кого. Закружат голову и разорят. А вон в станице
Донгузской жили казаки-староверы - там ничего подобного. Суровость!
В Персиках веселье было от смешанности. Казаки много женились на
калмычках. Около жили башкиры, они делали набеги на Калмыкию, приводили
девушек. Те сбегали к казакам, окрестятся и замуж. Так же и красивых
башкирок, если замужем за стариком, казаки сманивали. Потому даже русых было
мало на хуторе, а светлой - и подавно не найдешь. Народ чернявый.
Среди него выделялась Наташка: вон как среди грачей чайка. За такую
красоту лучше б сразу куда упрятать - чтоб без убийств. Белокурая; коса вот
такой толщины! Жила с матерью, та пьющая. У Наташки был Аверьян, но его
родители ни в какую, чтобы он на ней женился: голь-голая. А красота -
чего на нее глядеть? Наташка собирала себе приданое, дразня бухарцев, но
мать все пропивала.
А за хутором, на берегу реки Салмыш, жил старый персиянин. Для его дома
возили отборную сосну из Бузулукского бора, за триста пятьдесят верст. Богач
был. За какие-то заслуги наградило его царское правительство большими
деньгами, и он почему-то угнездился у нас. Начальство его почитало, казаки
относились с приглядкой. Уж такой приветливый; говорит как гладит, да медком
подмазывает. Непонятный! Кто его знает: что он да как?!
Вот по его детям, видать-то, и назвался хутор.
