Гергенредер Игорь - Стожок На Поляне (Комбинации Против Хода Истории - 6)
Игорь Гергенредер
Стожок на поляне
Памяти дяди
Павла
1.
Хвоя, мох под ногами; малохоженый гулкий бор. Белка скользнула с ели на
ель. Поёт дрозд на суку. Прохлада рассветная. Гуще туман; лес расступился
- река. Курится пар над медленной водой. За туманами вдали, в выси -
розовеет. Вот-вот выстелется малиновая полоса. По липкой тропке - к
пристани с настилом гнилым. Прилепилась пристань к глинистому откосу;
кругом вязы торчат: обломанные, дуплистые. Отжили.
Заскрипели под ногами доски. В открытой будке сторож сидит. Он же - и
матрос причала, и кассир. Тщедушный старичишка в тельняшке. С газетой
"Социалистическое земледелие" за 14 июля 1931 года.
- Моя пришла. Здоров утро говорит!
Не отвечая, старик поскрёб в бороде, разгладил на тощих коленях газету.
- Моя на Самара нада!
Сторож ещё добрых три-четыре минуты не отрывает глаз от газеты. Наконец
поворачивает голову. Исподлобья глядит.
- Что твоя читал? Что сердитый так?
Старик втянул воздух, отхаркнулся, пустил плевок через весь дебаркадер.
- Не понять тебе наших делов, приблудный ты человек.
- Э-э, зачем твоя обижает? Сидорка давно на Волга. Тут лес, и Сидорка в
такой жил! Урман.
- То-то и дело, что урман, - сторож сложил газету, спрятал под тельняшку.
- По-людски говорить не выучишься. Смыслу в тебе нет! И душевного отклику!
Быстро тает туман. Солнце. Внизу по реке - островки; по правому берегу -
сосновый мачтовый лес, по левому - поля, деревня. А по реке вверх, за
водной далью, горы под шафранным небом. Царёв Курган. Стенькин Утёс.
Жигули.
- Ты, Ложкарь, - угрюмо сказал старик, - от кормильца свово, от Егора
Федорыча, отрёкся. А Рогнедку вскормил, чтоб сластиться ей. Тебе сколь?
Полста годков, поди? А ей шешнадцать, али и тово нет ещё?
- Э-э, твоя злой! Егор кулак был! А Сидорка батрак был! Твоя как враг
говорит.
Старик егознул на лавке, зырк-зырк по сторонам, закрылся в будке. Ух, язык
клятый, чтоб те отпасть! Через минуту выглянул:
- Сидор, тебе до Самары? Ты билет не бери, я тебя так пущу, - и потряс
газетой. - Думаешь, про чего в ней разбираю? Про мироеда, врага! Как нам с
тобой его изничтожить! Ты, Сидор, учти моё понятие.
Когда низкорослый мужик в заплатанной, до колен, рубахе, обшитой
красной лентой, отошёл к перилам дебаркадера, сторож прошептал:
- Язви тя! И откель только попёрла эта чума...
Колотьё в груди. Господи, оборони... Возле Воздвиженки один из таких вот
шатался - лесной объездчик... всё самогонку искал. А после - на-а!
Револьвером машет! Уполномоченный РИКа... Брата с пятерьмя детьми - за
двоих лошадок и телков двоих - на Соловки!
2.
Сверху шёл похожий на торт "Марксист"- бывшая "Франция" известного до
революции пароходного товарищества "Кавказ и Меркурий". Борта
розово-палевые, палубные надстройки - цвета сливок. Колёса завращались в
обратную сторону, гася инерцию, взбивая плицами рыжеватую пену. Сторож
намотал канат-чалку на тумбу.
На палубе, к носу ближе, стоял внушительного облика полный человек в
чесучовом френче. Выбритое лицо спокойно-тяжёлое; глаза маленькие, глубоко
сидят, друг к дружке близёхонько. Остановились на плосколицем мужике в
заплатанной рубахе: смоляные, с резкой сединой волосы закручены в косицу,
усы вислые, бородёнка жидкая.
- Эй, Сидор, садись в каюту! - сторож хихикнул, оглянулся.
Закинув за спину мешок, человек в рубахе до колен поднимался по тропке от
дебаркадера.
Из-за ветвей следил, как отваливал пароход, как, бурля воду, пошёл вниз.
На палубе с десяток пассажиров.
Всплески поднят
