Гланц Анатолий - Мой Друг Томазо
Анатолий Гланц
Мой друг Томазо
Если недобрым осенним вечером вам придет в голову шальная мысль
совершить очередное преступление, я со своей стороны могу пожелать одного.
Не дай вам боже очутиться в одной камере с Томазо.
Не говоря уже о том, что он чрезвычайно прожорлив и храпит во время
приема пищи, ночь напролет трясет решетку, а днем горько рыдает, Томазо
регулярно ставит вас в дурацкие ситуации, которые изобретает сотнями и
почему-то упорно называет исследованиями.
Должен предостеречь: Томазо не выносит бережного обращения. При слове
"пожалуйста" резко вздрагивает. Если кто-нибудь по неосторожности
произнесет "не будете ли вы так любезны", то с ним начинаются конвульсии.
Ничего, однако, нет приятнее момента, когда его начинают оскорблять. Он
тут же синтезирует кабачковую икру, веники и конфеты.
Господь бог фактически лишил моего друга головы, зато наделил
сильнейшей головной болью. Кое-кто примет это за гуманизм, доброту,
потребность участия в несчастьях других. Уверяю вас, это головная боль,
ничего больше.
Томазо социален, так думают психологи. Увы, и это не так.
Чего мой приятель не выносит совсем, так это запаха чеснока и
разговоров о патриотизме.
Больше всего Томазо похож на хороший сон.
Прошлой осенью Томазо увлекся математической статистикой.
Теория теорией, но для каких-то там своих проверок он не придумал
ничего лучше, чем устроить давку на выходе из стадиона по окончании
футбольного матча. Зайдя вечером в его треугольную комнату с овальным
потолком, я обнаружил, что мой друг сверяет число фактически поломанных
ребер болельщиков матча с расчетным. Томазо с ожесточением сжимал окурок
и, не обращая на меня внимания, доставал из пачки очередную сигарету.
- Откуда такое расхождение? - возмущался он. - Неужели неверно
рассчитаны поправочные коэффициенты?
Интерес к статистике развивался. Томазо планировал новые
эксперименты... Мы расстались.
В другой раз, увидев у меня дома вазочку с деньгами, Томазо принялся
совершать арифметические действия с квадратными и фигурными скобками. Я
жарил яичницу и как раз вошел в комнату со сковородкой в руке, когда от
моей зарплаты осталось несколько половинок двадцатикопеечных монет.
Бумажные деньги исчезли совсем. Как вы уже догадались, пытливый ум Томазо
способен проникать непосредственно в суть изучаемого предмета.
И все-таки - в который уже раз! - возникает подозрение, уж не окончил
ли мой друг с отличием школу для умственно отсталых детей.
В прошлый четверг Томазо предложил сходить вместе к профессору
астрономии. Оказалось, что он подрабатывает в обсерватории за полставки в
качестве лаборанта.
Крошечный старичок, объятый буйной растительностью, не оглядываясь,
заглядывал в окуляр телескопа. Звездный сквозняк переставлял местами ломти
его волос.
Томазо пронес меня под мышкой и поставил за шкаф с лабораторным
инструментом.
Профессор обращался к Томазо с различными просьбами. Нужно было навести
на фокус. Проявить фотопластинку. Повесить на гвоздь отрывной календарь с
днями рождения галактик. Видя, как я томлюсь, Томазо бросал в сторону
шкафа полные извинения взгляды. Потом одними губами прошептал: "Сейчас
развеселю".
- Что такое? - заворчал профессор. - Не могу сориентироваться. Где
альфа Медведицы? А где бета? Черт знает что, Томазо!
- Да, профессор.
- Ну-ка, проявите пластинку.
Томазо ушел в последнюю комнату. Профессор лихорадочно переводил
телескоп с одного участка неба на другой. Потом пустил его путешествовать
по кругу в автоматич
