Библиотека в кармане -русские авторы

         

Гоголь Николай Васильевич - Рим


Николай Васильевич Гоголь
РИМ
Попробуй взглянуть на молнию, когда, раскроивши черные, как уголь, тучи,
нестерпимо затрепещет она целым потопом блеска. Таковы очи у альбанки
Аннунциаты. Все напоминает в ней те античные времена, когда оживлялся мрамор и
блистали скульптурные резцы. Густая смола волос тяжеловесной косою вознеслась
в два кольца над головой и четырьмя длинными кудрями рассыпалась по шее. Как
ни поворотит она сияющий снег своего лица - образ ее весь отпечатлелся в
сердце. Станет ли профилем - благородством дивным дышит профиль, и мечется
красота линий, каких не создавала кисть. Обратится ли затылком с подобранными
кверху чудесными волосами, показав сверкающую позади шею и красоту не виданных
землею плеч, - и там она чудо! Но чудеснее всего, когда глянет она прямо очами
в очи, водрузивши хлад и замиранье в сердце. Полный голос ее звенит, как медь.
Никакой гибкой пантере не сравниться с ней в быстроте, силе и гордости
движений. Все в ней венец созданья, от плеч до античной дышащей ноги и до
последнего пальчика на ее ноге. Куда ни пойдет она - уже несет с собой
картину: спешит ли ввечеру к фонтану с кованой медной вазой на голове, - вся
проникается чудным согласием обнимающая ее окрестность: легче уходят вдаль
чудесные линии альбанских гор, синее глубина римского неба, прямей летит вверх
кипарис, и красавица южных дерев, римская пинна, тонее и чаще рисуется на небе
своею зонтикообразною, почти плывущею на воздухе верхушкою. И всё: и самый
фонтан, где уже столпились в кучу на мраморных ступенях, одна выше другой,
альбанские горожанки, переговаривающиеся сильными серебряными голосами, пока
поочередно бьет вода звонкой алмазной дугой в подставляемые медные чаны, и
самый фонтан, и самая толпа - все, кажется, для нее, чтобы ярче выказать
торжествующую красоту, чтобы видно было, как она предводит всем, подобно как
царица предводит за собою придворный чин свой. В праздничный ли день, когда
темная древесная галерея, ведущая из Альбано в Кастель-Гандольфо, вся полна
празднично убранного народа, когда мелькают под сумрачными ее сводами щеголи
миненти в бархатном убранстве, с яркими поясами и золотистым цветком на
пуховой шляпе, бредут или несутся вскачь ослы с полузажмуренными глазами,
живописно неся на себе стройных и сильных альбанских и фраскатанских женщин,
далеко блистающих белыми головными уборами, или таща вовсе не живописно, с
трудом и спотыкаясь, длинного неподвижного англичанина в гороховом
непроникаемом макинтоше, скорчившего в острый угол свои ноги, чтобы не
зацепить ими земли, или неся художника в блузе, с деревянным ящиком на ремне и
ловкой вандиковской бородкой, а тень и солнце бегут попеременно по всей
группе, - и тогда, и в оный праздничный день при ней далеко лучше, чем без
нее. Глубина галереи выдает ее из сумрачной темноты своей всю сверкающую, всю
в блеске. Пурпурное сукно альбанского ее наряда вспыхивает, как ищерь,
тронутое солнцем. Чудный праздник летит из лица ее навстречу всем. И,
повстречав ее, останавливаются как вкопанные и щеголь миненте с цветком за
шляпой, издавши невольное восклицание; и англичанин в гороховом макинтоше,
показав вопросительный знак на неподвижном лице своем; и художник с
вандиковской бородкой, долее всех остановившийся на одном месте, подумывая:
"То-то была бы чудная модель для Дианы, гордой Юноны, соблазнительных Граций и
всех женщин, какие только передавались на полотно!" - и дерзновенно думая в то
же время: "То-то был бы рай, если б такое д





Содержание раздела