Гоголь Николай Васильевич - Вечера На Хуторе Близ Диканьки
Николай Васильевич Гоголь
Вечера на хуторе близ Диканьки
Повести, изданные пасичником Рудым Паньком
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Предисловие
Сорочинская ярмарка
Вечер накануне Ивана Купала
Майская ночь, или Утопленница
Пропавшая грамота
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Предисловие
Ночь перед рождеством
Страшная месть
Иван Федорович Шпонька и его тетушка
Заколдованное место
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ
"Это что за невидаль: "Вечера на хуторе близ Диканьки"? Что это за
"Вечера"? И швырнул в свет какой-то пасечник! Слава богу! еще мало обод-
рали гусей на перья и извели тряпья на бумагу! Еще мало народу, всякого
звания и сброду, вымарало пальцы в чернилах! Дернула же охота и пасични-
ка дотащиться вслед за другими! Право, печатной бумаги развелось
столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в нее".
Слушало, слышало вещее мое все эти речи еще за месяц! То есть, я го-
ворю, что нашему брату, хуторянину, высунуть нос из своего захолустья в
большой свет - батюшки мои! Это все равно как, случается, иногда зайдешь
в покои великого пана: все обступят тебя и пойдут дурачить. Еще бы ниче-
го, пусть уже высшее лакейство, нет, какой-нибудь оборванный мальчишка,
посмотреть - дрянь, который копается на заднем дворе, и тот пристанет; и
начнут со всех сторон притопывать ногами. "Куда, куда, зачем? пошел, му-
жик, пошел!.. " Я вам скажу... Да что говорить! Мне легче два раза в год
съездить в Миргород, в котором вот уже пять лет как не видал меня ни
подсудок из земского суда, ни почтенный иерей, чем показаться в этот ве-
ликий свет. А показался - плачь не плачь, давай ответ.
У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (вы, может
быть, и рассердитесь, что пасечник говорит вам запросто, как будто како-
му-нибудь свату своему или куму), - у нас, на хуторах, водится издавна:
как только окончатся работы в поле, мужик залезет отдыхать на всю зиму
на печь и наш брат припрячет своих пчел в темный погреб, когда ни журав-
лей на небе, ни груш на дереве не увидите более, - тогда, только вечер,
уже наверно где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слы-
шатся издалека, бренчит балалайка, а подчас и скрипка, говор, шум... Это
у нас вечерницы! Они, изволите видеть, они похожи на ваши балы; только
нельзя сказать чтобы совсем. На балы если вы едете, то именно для того,
чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату
толпа девушек совсем не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала
будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не поды-
мет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки с скрыпачом -
подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что
и рассказать нельзя.
Но лучше всего, когда собьются все в тесную кучку и пустятся загады-
вать загадки или просто нести болтовню. Боже ты мой! Чего только не
расскажут! Откуда старины не выкопают! Каких страхов не нанесут! Но ниг-
де, может быть, не было рассказываемо столько диковин, как на вечерах у
пасечника Рудого Панька. За что меня миряне прозвали Рудым Паньком -
ей-богу, не умею сказать. И волосы, кажется, у меня теперь более седые,
чем рыжие. Но у нас, не извольте гневаться, такой обычай: как дадут кому
люди какое прозвище, то и во веки веков останется оно. Бывало, соберутся
накануне праздничного дня добрые люди в гости, в пасичникову лачужку,
усядутся за стол, - и тогда прошу только слушать. И то сказать, что люди
были вовсе не простого десятка, не какие-нибудь мужики хуторянские. Да,
может, ино
