Головкина Ирина - Побеждённые (Часть 2)
Ирина Головкина (Римская-Корсакова)
ПОБЕЖДЁННЫЕ
Роман
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Отец Пети Валуева - бывший правовед - был отправлен в концентрационный
лагерь. Через несколько дней пионервожатая на линейке, сделав Пете какое-то
замечание, прибавила во всеуслышание:
- Не бери пример со своего отца.
Петя от злости вспыхнул до ушей.
- Вы права не имеете так говорить! Его отец не уголовник,- в ту же
минуту задорно отчеканил Мика.
- Папу взяли как правоведа! Сейчас всех правоведов хватают,- в свою
очередь крикнул Петя, и голос его оборвался.
Пионервожатая приняла вид крайнего изумления. Воспитательница,
Анастасия Филипповна, поспешила к месту "чепе".
- Товарищи, мы где находимся? Мне кажется, мы в советской школе, -
предостерегаю-щим тоном сказала она.- Я убеждаюсь, что в семьях у наших
школьников еще не вытравился антисоветский дух. Наступила тишина. Все
тридцать два подростка замерли на месте в своих красных галстуках и
спортивках.
На другой день мать Пети пришла объясняться с воспитательницей. Та
очень холодно выслушала опечаленную даму и ответила, что препирательства с
пионервожатой не входят в ее обязанности, мальчики проявили очень большую
несознательность, это пойдет, так сказать, по комсомольской линии.
С того дня Петя и Мика перестали являться на линейку. Подошел срок
вступления в комсомол, но они не подали заявлений.
- Меня заставят отмежеваться от папы, а тебя от сестры! - повторял
Петя, более всего опасаясь, чтобы Мика не покинул его в оппозиции.
Мика фыркнул:
- Франкфуртский парламент! Говорильня старых баб - это наше бюро
комсомольское! Стану я унижаться перед ними! - И, не стесняясь, повторял
эту фразу в классе.
Через несколько дней его вызвали в бюро:
- Имей в виду, Огарев, что мы не потерпим в наших рядах гнилого
либерализма. Изволь переделаться, или нам не по пути.
Вечером он с возмущением говорил Пете:
- Мои слова о франкфуртском парламенте были сказаны только при
мальчиках, посторон-них не было - стало быть, между ними завелись
доносчики. Этот комсомол расчленил нас, поощряя ябедничество. Разве можно
сейчас сказать, как в Александровском лицее: "Друзья, прекрасен наш союз!"?
Недавно он прочел статью, в которой молодежи рекомендовалось следовать
примеру нескольких высокосознательных граждан, подвиги их описывались
детально и с восторгом. Школьница-комсомолка часто бывала в доме своей
одноклассницы и заметила, что родители ее настроены не по-советски. Она
стала следить, а в доме этом ей доверяли. Оставшись как-то раз одна в чужой
комнате, она воспользовалась случаем и проявила образец комсомольской
морали - поспешно порылась на этажерке и вытащила давно запримеченные ею
тетради с какими-то мемуарами. Этим она помогла органам гепеу разоблачить
замаскировавшихся контрреволюцио-неров. Или другой пример:
юноша-комсомолец, всецело захваченный идеей "бдительности", следил за
соседом по комнате, он прочитывал его переписку и навел гепеу на след
опасного контрреволюционера.
Таковы были подвиги, которые предлагались вниманию юношества как
образцы гражданской доблести в эпоху строительства светлого будущего!
Кто же мог быть истинным идеалом Мики? Может быть, побежденные?
Белогвардейцы из Крымской армии, из "Союза защиты Родины и свободы", или от
Колчака? Их клеймили предателями и подлецами. Мика понимал очень хорошо
лживость этих кличек, которые так щедро раздавались советской властью
каждому идейному противнику. Он знал, сколько было среди белогвардейцев
героев, двух-трех зн
