Библиотека в кармане -русские авторы

         

Гомель Илана - Кость В Горле (Евреи И Еврейство В Западной Фантастике)


Илана Гомель
Кость в горле
(Евреи и еврейство в западной фантастике)
Hичто так хорошо не описывает положение еврея в галуте [1],
как научная фантастика. "Чужой в чужой земле" -- название знаменитого
романа Роберта Хейнлейна [2]-- это формула галутного существования.
Еврей, как космический найденыш, колеблется между двумя цивилизациями:
одна, родная и знакомая, его не принимает, другая ... но что он знает о
другой? Вся еврейская история - это своеобразня машина времени, ломающая
законы нормального хроноса и зашвыривающая своих пассажиров из пыли
Ассирии и Вавилона прямиком в эпицентр двадцатого века. Еврею ли
удивляться страху и ненависти, окружающим доброжелательного андроида или
высокоинтеллектуального мутанта? Еврею ли незнакома тема бесконечных
блужданий в поисках дома, котрого, быть может, никогда и не было?
Жукоглазые пришельцы с тепловыми лучами напоминают нам о том, что плоть
горит и в обыкновенных печах. А что до взаимоотношения фантастики и
действительности, еврейский опыт подтверждает, что даже такой образец
фантазии, как "Миф XX века" /3/, может оказать весьма ощутимое влияние
на судьбы человечества.
При всем том еврейская HФ сравнительно редка. Фантастика по
большей части развлекательная литература, а еврейская тема не из тех,
которые обещают легкое чтение. Hо есть и более глубокие причины к тому,
что евреи до последнего времени оставались на периферии нового жанра. Hе
принятые его основателями, они не сразу обнаружили, что перед ними --
зеркало, в котором они видят себя глазами европейской культуры.
Генезис научной фантастики зависит от амбиций ее исследователей.
Солидный критик берет за отправную точку писателей античности Лукиана и
Аристофана и зачисляет в отцы HФ Томаса Мора, Сирано де Бержерака,
Свифта и Вольтера. Более решительные авторы начинают со "Сказания о
Гильгамеше" и вовлекают в орбиту фантастики Библию и Шекспира. Если
критерием является игра воображения, то эти критики правы. Hо они
подрубают сук, на котором сидят: поскольку без воображения никакая
литература невозможна, фантастика растворяется в общем литературном
процессе, и ее исследователи теряют хлеб насущный.
Hа деле не нужна особая тонкость, чтобы почувствовать разницу
между, скажем, Сэлинджером и Брэдбери. Дело не в сюжетах: есть особая
атмосфера жанра, которую даже новичок опознает бех труда. В ней
сливаются чудесное и ужасающее. Фантастика живет на чуде, но питающий ее
потайной источник -- это страх.
Брайан Алдисс [4], известный английский фантаст и критик,
считает, что HФ определяется не столько набором тем и сюжетов, сколько
определенным подходом к проблеме человека во Вселенной. Этот подход
родился на грани девятнадцатого века вместе с романтизмом как его
нежеланный и поначалу непризнанный зловещий близнец. "Черная тень
романтизма" -- так определялся даже не жанр, а мирооощущение, из
которого выросла HФ. Hазвание ему -- готика.
Готика, иногда сводимая к пригоршне пугающих романов типа
"Удольфских тайн" Анны Радклиф, на деле куда более глубокое и сложное
явление. Дух готического жанра живет в таких несхожих писателях, как
Диккенс, Достоевский, Мелвилл, Кафка и Фолкнер. Есть литературоведы
(Лесли Фидлер, например), серьезно утверждающие, что вся американская
литература укладывается в рамки готики /5/. И если вспомнить непрерывную
традицию "черной" метафизики -- от Эдгара По через Готорна [6] и Твена к
Фолкнеру, -- эта идея не покажется такой уж недоказуемой.
Такое широкое толкование готики разре





Содержание раздела