Гончаров Иван Александрович - Фрегат 'паллада'
И. А. Гончаров
Фрегат 'Паллада'
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
ОТ КРОНШТАДТА ДО МЫСА ЛИЗАРДА
Сборы, прощание и отъезд в Кронштадт. - Фрегат "Паллада". - Море и
моряки. - Кают-компания. - Финский залив. - Свежий ветер. - Морская
болезнь. - Готланд. - Холера на фрегате. - Падение человека в море. - Зунд.
- Каттегат и Скагеррак. - Немецкое море. - Доггерская банка и Галлоперский
маяк. - Покинутое судно. - Рыбаки. - Британский канал и Спитгедский рейд. -
Лондон. - Похороны Веллингтона. - Заметки об англичанах и англичанках. -
Возвращение в Портсмут. - Житье на "Кемпердоуне". - Прогулка по Портсмуту,
Саутси, Портси и Госпорту. - Ожидание попутного ветра на Спитгедском рейде.
- Вечер накануне Рождества. - Силуэт англичанина и русского. -Отплытие.
Меня удивляет, как могли вы не получить моего первого письма из
Англии, от 2/14 ноября 1852 года, и второго из Гонконга, именно из мест,
где об участи письма заботятся, как о судьбе новорожденного младенца. В
Англии и ее колониях письмо есть заветный предмет, который проходит чрез
тысячи рук, по железным и другим дорогам, по океанам, из полушария в
полушарие, и находит неминуемо того, к кому послано, если только он жив, и
так же неминуемо возвращается, откуда послано, если он умер или сам
воротился туда же. Не затерялись ли письма на материке, в датских или
прусских владениях? Но теперь поздно производить следствие о таких
пустяках: лучше вновь написать, если только это нужно...
Вы спрашиваете подробностей моего знакомства с морем, с моряками, с
берегами Дании и Швеции, с Англией? Вам хочется знать, как я вдруг из своей
покойной комнаты, которую оставлял только в случае крайней надобности и
всегда с сожалением, перешел на зыбкое лоно морей, как, избалованнейший из
всех вас городскою жизнию, обычною суетой дня и мирным спокойствием ночи, я
вдруг, в один день, в один час, должен был ниспровергнуть этот порядок и
ринуться в беспорядок жизни моряка? Бывало, не заснешь, если в комнату
ворвется большая муха и с буйным жужжаньем носится, толкаясь в потолок и в
окна, или заскребет мышонок в углу; бежишь от окна, если от него дует,
бранишь дорогу, когда в ней есть ухабы, откажешься ехать на вечер в конец
города под предлогом "далеко ехать", боишься пропустить урочный час лечь
спать; жалуешься, если от супа пахнет дымом, или жаркое перегорело, или
вода не блестит, как хрусталь... И вдруг - на море! "Да как вы там будете
ходить - качает?" - спрашивали люди, которые находят, что если заказать
карету не у такого-то каретника, так уж в ней качает. "Как ляжете спать,
что будете есть? Как уживетесь с новыми людьми?" - сыпались вопросы, и на
меня смотрели с болезненным любопытством, как на жертву, обреченную пытке.
Из этого видно, что у всех, кто не бывал на море, были еще в памяти старые
романы Купера или рассказы Мариета о море и моряках, о капитанах, которые
чуть не сажали на цепь пассажиров, могли жечь и вешать подчиненных, о
кораблекрушениях, землетрясениях. "Там вас капитан на самый верх посадит, -
говорили мне друзья и знакомые (отчасти и вы, помните?), - есть не велит
давать, на пустой берег высадит". - "За что?" - спрашивал я. "Чуть не так
сядете, не так пойдете, закурите сигару, где не велено". - "Я всё буду
делать, как делают там", - кротко отвечал я. "Вот вы привыкли по ночам
сидеть, а там, как солнце село, так затушат все огни, - говорили другие, -
а шум, стукотня какая, запах, крик!" - "Сопьетесь вы там с кругу! - пугали
некоторые, - пресная вода там в редкость, всё бо
