Горбачев Николай - Ракеты И Подснежники
Николай Горбачев.
Ракеты и подснежники
1
Нет, все! Почти два месяца бесполезного труда... сизифова труда. В
конце концов пора, лейтенант Перваков, выбирать из двух зол меньшее!..
Разогнув натруженную спину, я смотрел на коротко подстриженный затылок
оператора Демушкина, смутно маячивший в застилающем глаза желтом дыму. Битый
час втолковывал, показывал солдату, как сопровождать отметку от цели.
Напряженно застыв у шкафа, оператор по-прежнему рвал и дергал штурвал -
белое пятно отметки на экране то и дело выплывало из перекрестия
линий-меток. Возможно сознавая вину, солдат низко пригнулся на железном
стуле перед шкафом.
- Все-таки, Демушкин, лучше переведем вас к стартовикам, номером
пусковой установки. Там попроще. Понимаете, оператора из вас...
Я не докончил фразу: дверь кабины распахнулась, и в проеме вырос наш
почтальон.
- Товарищ лейтенант, вам телеграмма!
Я не сразу понял, что ему от меня нужно. Наконец в протянутой руке
солдата глаза мои различили белый квадратик. От Наташки!..
Тряслись пальцы, когда разрывал узкую полоску, скреплявшую бланк
телеграммы.
- Посмотрите, товарищ лейтенант, - устало заметил солдат. - Может,
опоздали?..
Тут только я увидел, что он был весь забрызган грязью: на шинели,
шапке, на осунувшемся, небритом лице - засохшие потеки. Ну, конечно, утром
подполковник Андронов сокрушался: посланная накануне в штаб полка машина
застряла где-то на середине дороги между городом и дивизионом.
"Встречай, еду. Наташка".
- Все в порядке! Утром приезжает. Спасибо!
В счастливом замешательстве я совал телеграмму в карман, вытаскивал
снова, перекладывал в другой. Наконец понял: надо идти отпрашиваться у
начальства, готовиться к встрече. Каждая жилка во мне, кажется, пела а
плясала. Забыл и о Демушкине, и о своем раздражении.
- Сержант Коняев, остаетесь за меня. Продолжайте занятия.
- Есть, продолжать занятия!
Суровое лицо Коняева, моего помощника, осветилось скупой, понимающей
улыбкой.
Из кабины я не спустился по лесенке, как обычно, а соскочил прямо на
землю. Перепрыгнув через деревянные желоба с электрическими кабелями,
оказался за высоким земляным бруствером, окружавшим кабины локатора.
Тропинка вела к будке часового, а оттуда - в городок. У стартовиков тоже
шли занятия: две ракеты вздыбились, подняв над окопами острые носы, другие
лежали зачехленные на пусковых установках. Офицеры, свободные от занятий,
столпились в курилке: одни стояли, другие сидели на врытой в землю скамейке.
Старший лейтенант Пономарев, техник и секретарь комсомольского бюро,
завидев меня, спросил:
- Телеграмму получил?
- Едет, Юра. Вот! - выпалил я.
Меня распирало от радости. Сунул ему телеграмму. Она стала переходить
из рук в руки. Офицеры поздравляли, отпускали шутки:
- На седьмом небе небось?
- Спрашиваешь у больного здоровья! Не видишь по его индикатору? Вон
как светится!
- Давай-давай, не стесняйся - событие!..
Когда телеграмма оказалась у старшего лейтенанта Буланкина, он повертел
ее с ухмылкой, молча передал соседу.
- Чего ты лыбишься? - внезапно взорвался Юрка Пономарев. - Ну,
неприятно тебе, когда люди о работе, делах говорят - желчь покоя не дает,
но тут-то чему ухмыляться? Человек радуется - жена приезжает...
Широко расставленные глаза Буланкина, смотревшие твердо и нагловато,
остановились на Юрке. В глубине их застыли довольные блестки.
- Чему, говоришь? - процедил Буланкин и, валко поднявшись со
скамейки, бросил папиросу в яму. - Не выдержит она здесь, на этом курорте.
- Как ты
