Горбань Валерий - Просто Командировка
Валерий Горбань
Просто командировка
- Я не хотела бы быть на той стороне, против которой этот Абадонна, -
сказала Маргарита, - на чьей он стороне?
... - Я успокою вас. Он на редкость беспристрастен и равно сочувствует
обеим сражающимся сторонам. Вследствие этого и результаты для обеих сторон
бывают всегда одинаковы.
( М. Булгаков. "Мастер и Маргарита")
Боюсь, что сердце отболит
И примет функции желудка,
В чернила кровь переварит...
И жутко. Жутко. Жутко...
(Анатолий Ягодин, военный корреспондент,
старший лейтенант,
погиб в Чечне 18 апреля 1996 года.)
МОРАТОРИЙ. ДЕНЬ ВТОРОЙ
А хороший был денек, ах, хороший! Ласковый такой... И ребята из
комендатуры хороши. Говорили им, балбесам: "Не место это для отдыха, для
трепотни". Шашлычков захотелось! На виду у "зеленки"1, за
метровой стеночкой! Вот вам и шашлычок... Из девяти баранов в камуфляже.
На мораторий понадеялись. На душманскую сознательность. Покрепче бы вас
обложить, да другие теперь слова нужны.
- Терпи, Витек, терпи. Терпи, брат, сейчас укольчик заработает, полегче
будет.
- Ничего, Сашок, ничего, сейчас мы эту хреновинку выдернем. Ты не
смотри только, там ничего страшного, ничего там нету-у-у... оба-на, готово!
Держи на память.
- Да цела кость, цела, смотри: обе дырки сбоку... - Куда его, куда?
- В бочину, ах, б..., ты терпи, брат, терпи...
- Где машина,... вашу мать!
- Чего орешь, стоит машина. Куда она выскочит, если из
"Шмелей"2 долбят, спалят в первом переулке!
- Терпи, Витек, терпи, брат!
Не умеют плакать мужики, не умеют. И жалеть не умеют.
Но сколько тепла и силы в словах простых: терпи, брат, терпи!
- А ну-ка, тезка, одеколончику тебе в дырочку! А ругайся, ори...
Не орет, зубы хрустят, сейчас посыпятся осколками белыми, но не орет,
казачище кубанский, бугай здоровый.
А Витек тяжелый, очень тяжелый. Возле пупка дырочка небольшая, только
страшноватая она, дырочка эта. Кровь из нее толчками, черными сгустками.
Нехорошо это, ох, нехорошо. Но ведь жилистый, чертила, может, выкарабкается.
Не выкарабкался Витек. Умер. Через сутки.
У брата - бамовца3 из руки, над локтем, донышко от гранаты
подствольника4 торчит. Хорош пятачок! Белый братан, белый весь,
глаза блестят безумно. Но нельзя пока трогать эту блямбу, нельзя. Может, она
сейчас зубом рваным за нерв зацепилась, а может, боком своим блестящим
разорванную артерию пережала.
Два тюбика промедола5, два пакета перевязочных поверх
натюрморта этого: мясо с металлом.
- Терпи, брат, терпи.
А в соседней комнате ржачка: собровец6 на руках свой
камуфляж вертит. Штаны - решето, муку сеять можно. Но счастье его: не на
заднице штаны были - сушились после стирки. Перекур у "сябров": глаза
блестят, языки работают, а руки ловко цинки порют, магазины набивают, запалы
в гранаты вкручивают. Эта смена весь боекомплект отработала. Смоленские.
Через них ни один супостат без хорошей плюхи не пройдет. Сейчас вторая смена
бьется, только треск с бабахами стоит, да комендатура подпрыгивает и
раскачивается, как старая баржа в шторм.
Шлеп-шлеп-шлеп... Это пули мешки оконные целуют.
Дум-дум-дум... А это подствольники прилетели, как грачи, черной
стайкой. Когда сам стреляешь, видишь их. А когда в тебя - видишь только
вспышку смертную, да фонтанчики от осколков, да брызги крови.
Бум-ба-бах! Это гранатомет. Или "Шмелем" впарили наши из-за заборчика.
А заборчик метрах в пятнадцати от комендатуры. И лупит реактивная струя в
стенку так, что все прыгает и мешки с окон валятся. Впрочем, когда чужой
подарок
